Командир батальона "Восток": Киев счел, что для него регион потерян
4.06.14
О перспективах ДНР, о буднях батальона "Восток", о бое в аэропорту и о своих личных мотивах Ходаковский рассказал в интервью РИА Новости.
Максим Блинов
Александр Ходаковский
Глава Службы безопасности ДНР Александр Ходаковский, бывший командир донецкого отряда "Альфа" СБУ, на сегодня самый высокопоставленный силовик, перешедший на сторону Донецкой народной республики. В начале мая он начал формировать батальон "Восток" — официальные вооруженные силы ДНР, его самое боеспособное подразделение.
Батальон уже принял участие в нескольких серьезных столкновениях, как удачных для ДНР, так и нет, в частности в бою за аэропорт Донецка. О перспективах ДНР, о буднях батальона "Восток", о бое в аэропорту и о своих личных мотивах Ходаковский рассказал в интервью РИА Новости.
— Александр Сергеевич, почему такое название у батальона — "Восток"? Сразу возникает ассоциация с чеченским батальоном "Восток", существовавшим до 2008 года.
— Просто решили соригинальничать. Мы все-таки восток Украины. Численность первоначально была размером с батальон, поэтому так и определили — батальон. У Толстого была такая фраза. Он говорил: "Война странное дело. На войне батальон иногда может быть сильнее дивизии, а иногда — слабее роты". Все зависит от морального состояния, от готовности к самопожертвованию.
Что касается чеченцев, то они тут действительно были. Сейчас их нет. Было двадцать с чем-то человек, меньше 30. Сейчас ни одного. Мы попросили их вернуться на историческую родину, чтобы не смущать местное население.
— Сейчас уже больше батальона?
— Гораздо больше. Мы уже формируем новые батальоны.
— Не боитесь, что такое "чеченское" название испугает украинское население? Его удобно использовать в пропаганде. Вас так и называют — чеченский батальон.
— Если говорить о людях за пределами ДНР — их пугать не надо. Они и так уже запуганы украинскими СМИ, которые абсолютно заангажированы и необъективны. Одна выдумка наложится на другую — это ничего не изменит.
А местные прекрасно понимают, что здесь происходит.
— Вообще из России много людей?
— Немного, меньше процента. Кстати, Россия не приветствует их участие. Они прорывались сюда с нарушением российской границы. Ни одного инструктора-методиста или кадрового военного из России здесь нет.
— А из других регионов Украины?
— Харьков, Одесса, Николаев, Херсон, Днепропетровск, Запорожье. Мы стали центром притяжения. Но процентов 90 — с Донбасса.
— У вас серьезное вооружение. Зенитные установки, противотанковые "Фаготы", ПЗРК "Игла"… Откуда получаете?
— Частично с военных баз. Мы не одну военную часть подчинили своему контролю. Спасибо украинской армии — снабжает, чем может (смеется).
— Вы платите своим людям?
— Нет, здесь людям не платят. Иногда получаем спонсорскую помощь и раздаем ее, чтобы люди как-то помогли своим семьям.
— Со стороны нового президента Украины Петра Порошенко были обещания, что "операция займет не недели, а часы". Когда ждать выполнения этих обещаний?
— Они политики. Им несложно обещать. А реализовывать их будут простые солдаты, которых мы будем убивать, а они будут пытаться нас убивать. Ни мы этого не хотим. Ни они. Поэтому задачу Порошенко будет выполнить не так-то легко. Украина немало усилий приложила, даже чтобы справиться со Славянском — пока что результатов не видим.
— Вы можете спрогнозировать ближайшие действия украинских силовиков? Что они будут делать?
— Вариантов немного. Всего три. Первый: они как ничего не делали, так и не будут делать. Стоять на своих позициях. Второй вариант: отведут войска. Либо они пойдут в отчаянное бесполезное наступление. Найдут где-то денег на заправку своей военной техники, которая с пустыми баками стоит. Может, где-то пару сухпайков раздобудут.
— Из трех вариантов какой наиболее вероятен?
— Камень, ножницы, бумага (смеется). Не могу сейчас ничего сказать.
— В свое время руководители силовой операции пообещали "точечные удары, в которых не пострадает мирное население". Насколько они вероятны? Атака на Луганскую ОГА — это их начало?
— После аэропорта я уже ничему не удивлюсь. Я был убежден, что украинская власть не пойдет на применение авиации в отношении аэропорта. Предполагалась война нервов. Мы хотели завести в аэропорт мощную группу, чтобы доминировать на этом участке, контролировать ВПП. Нам надоело, что через этот аэропорт поставляются вооружения и живая сила нашего противника. Естественно, нам нужно было это прекратить.
У нас есть "Иглы". Но мы даже не брали их с собой — не предполагали, что у Украины хватит ума применить авиацию. Все-таки аэропорт — это многомиллиардный проект. Его только к "Евро-2012" сделали. До какой степени цинизма нужно дойти, чтобы решиться на такое?
А украинская власть решила пойти на принцип. Это было просто избиение младенцев. Все-таки авиабомбардировки — штука опасная.
Видимо, Киев счел, что для него этот регион потерян. Соответственно, зачем его беречь?
— Не жалеете, что пошли туда, в аэропорт?
— Чье это выражение, Марка Твена? Лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, чего не сделал. Мы не собирались никого убивать. У нас была договоренность с военными, которые охраняют аэропорт, это кировоградская бригада ГРУ. Мы поставили их в известность, что будем здесь находиться, берем под контроль доминирующую высоту и не собираемся причинять им никакого вреда. Я сказал командиру кировоградской части, что мы бережно относимся к жизни тех кадровых военных, которые нам противостоят подневольно. Мы зарубки на автоматах не делаем. Это обычные нормальные люди, мы не хотим их смерти.
Но все эти договоренности были отменены одной стороной, которая применила авиацию.
Ультранационалисты, наемники — они разыгрывали сценарий Майдана, когда стреляли и в одну, и в другую сторону. Чтобы простимулировать агрессию. В итоге Кировоградская часть, понимая, что по ним стреляют свои же, развернула зенитную установку и расстреляла к чертовой матери снайперскую позицию, которая находилась в Центре управления полетов.
— Что это за люди, которых вы называете националистами и наемниками?
— Дело в том, что лояльные Киеву силы достаточно разрозненны. Есть армия, у которой есть свои понятия о чести и этике, которая не обучена воевать против собственного народа. И воевать против нас они не хотят.
А есть националисты, из которых формируют батальоны Национальной гвардии. Это до одури накачанные идеологией люди с Майдана и с запада Украины. Идейные товарищи, которых просто записали в Национальную гвардию. Готовые нас резать и убивать. Батальоны "Днепр", "Азов", "Донбасс" не руководствуются никакими правилами. У них есть враг, и они всеми доступными способами борются с этим врагом. Всех под нож.
Вот, например, как это было в Мариуполе (Ходаковский имеет в виду столкновения в Мариуполе 9 мая, в которых погибли около десяти человек — прим. ред.). Была сформирована банда из таких идейных товарищей, абсолютно гражданских, которая только формально была причислена к Нацгвардии. За два дня до событий, числа 7-го, руководитель Восточного территориального командования внутренних войск господин Лебедь отдал им на откуп часть внутренних войск в Мариуполе. Те за два дня приехали, переоделись в форму Нацгвардии, без каких-либо документов получили все оружие, привели оружие к бою на каком-то полигоне. И 9 мая продемонстрировали нам, на что они способны. Люди стреляли куда угодно и в кого попало.
— Сторонники ДНР часто говорят об иностранных наемниках, которые якобы против вас воюют. Что это за люди, как много здесь наемников и есть ли у вас доказательства их присутствия?
— Как их много, я сказать затрудняюсь, но мы в эфире во время боя постоянно слышим иностранные позывные, англоязычную речь. Они переговариваются друг с другом, отдают приказы.
Это прежде всего снайперы. А также летчики, я думаю, это тоже иностранцы. Трудно предположить, что украинские авиаторы с их мизерным налетом могли выполнять такой высокого уровня пилотаж.
Наемники — это особая порода. Неважно, американцы они или русские. Это люди, которые отвергают любые морально-нравственные нормы.
За деньги они готовы убивать кого угодно. Они не ограничены никакими правилами. Есть же международные конвенции, которые подразумевают отношение к раненым, к мертвым. Мы по сей день не можем забрать своих мертвых из аэропорта. Представляете, что происходит? Теплая погода…
— Сколько там еще человек лежит?
— Думаю, не меньше десяти.
— Сколько ваш батальон потерял 26 мая, когда был бой, и в последующие дни?
— От 60 до 70 человек. Неточно, потому что мы не можем определить судьбу тех людей, которых мы недосчитываемся в своих рядах.
— Вам не кажется, что ситуация патовая? Ни Киев не может задавить вас, ни вы не можете прогнать армию?
— Ситуация действительно патовая. И это предопределяет возможность политического решения конфликта. Если бы кто-то доминировал, у доминирующей стороны неизбежно возникло бы желание свой потенциал реализовать. А так есть возможность договариваться. Нам от Киева много не надо. Только чтобы они покинули пределы нашего региона.
— Киев может на это пойти? Ведь там уверены, что Донбасс — регион Украины.
— Он будет вынужден на это пойти. Потому что мы считаем иначе. Можно спокойно, мирно разойтись и остаться друзьями. А можно пролить столько крови, которая потом во все века не окупится.
— Каким вы видите будущее Донбасса? Это часть Украины, часть России, независимое государство?
— Завуалированно отвечу: Донбасс не самодостаточен. Он очень сильно интегрирован в систему рыночных отношений Украины с другими странами, с Россией в частности. Если бы мы жили натуральным хозяйством, тогда можно было бы говорить о полной автономии…
Отпочковавшись от одной экономики, необходимо припочковаться к другой.
— Есть шанс, что ДНР останется в составе Украины на правах какой-то автономии?
— Пусть решают политики. Потому что в батальоне люди аполитичные. Они вышли с оружием в руках не за что-то, а против чего-то. Против перспективы, которая нас ждет.
— А что ждет Донбасс, если он останется в Украине?
— Логика простая. Силы, которые во всеуслышание заявляли о демократических путях развития страны, совсем недемократическим способом пришли к власти. Какой бы ни был Янукович, он был легитимным президентом. Невозможно декларировать одни ценности, а вести себя совершенно по-другому и не запятнаться.
Допустив такой приход к власти, они продемонстрировали, как будут действовать в дальнейшем — попирая любые законы, правила приличия, мораль, нравственность и все остальное.
Плюс они продемонстрировали свою предрасположенность к Америке. Заручившись поддержкой Америки, они предопределили дальнейший ход развития страны и политический курс этой страны. Весь юго-восток поднялся против этого будущего.
Быть с Америкой означает в нынешних условиях, когда идет радикальная поляризация мира, быть против России. А как юго-восток может быть против России? Мы просто пытаемся предотвратить перспективу стать врагом России.
— Считаете, такая перспектива реальна?
— Конечно. Украина — полуазиатская страна. Нам не надо проводить референдум, чтобы вступать или не вступать в НАТО. Достаточно посадить проамериканского президента, посадить проамериканских военных — и вся страна будет проамериканская.
Нас с удовольствием накачают всевозможными средствами борьбы с потенциальным противником (с Россией — прим. ред.), мы станем для России серьезной угрозой. А юго-восток — часть русского мира. Перспектива быть против русского мира нас совершенно не устраивает.
России нужно понять один простой факт. Мы здесь боремся не за себя, мы боремся за Россию. Кстати, это очень хорошо понимают осетины и чеченцы. Все думают, что мы боремся за какие-то свои шкурные интересы, но это не так.
Мы просто маленький сегмент во всем этом переделе. Просто, может быть, мы тот топор, вокруг которого каша варится.
— Когда лично вы решили перейти на сторону ДНР?
— Я участник событий на Майдане. Руководил подразделением из Донецка (отрядом "Альфы" — прим. ред.). Мы долго там находились — сами знаете, сколько все эти события длились. Мы пропустили все эти события через себя. И это настолько живо на нас отразилось…
Мы не применяли оружие и не собирались применять. Потому что основная догма звучала так — там наши граждане. В нас бросают бутылки, но мы не стреляем. Потому что с точки зрения юриспруденции это было бы превышение предела необходимой обороны.
Даже когда план разрабатывали "зачистки" Дома профсоюзов (19 февраля — прим. ред.), мы его разрабатывали в ущерб себе с точки зрения тактических основ, только чтобы вывести всех людей, которые там находились. Чтобы они избежали угрозы взрыва или пожара, потому что там находилось очень много горючих материалов и взрывчатых веществ. И мы все делали для того, чтобы люди не гибли.
И когда к власти незаконно пришли те люди, которые сейчас себя этой властью называют, мы прекрасно понимали, что теперь они будут использовать нас для решения своих задач.
Я даже не знаю, какой эпитет подобрать, чтобы описать это состояние. Только что мы гуманно противостояли им — могу компетентно заявить, что во время событий в Киеве ни одного боевого патрона не было израсходовано. Я как командир подразделения не представлял, как бы я исполнял указы новых руководителей, которые нас оклеветали, втоптали в грязь после тех событий. Нам досталось меньше, чем "Беркуту", но все равно досталось. И перспектива того, что власть, которая пришла, заставила бы нас бороться с протестами, заставила нас пересмотреть свое местоположение вот в этой структуре власти.
— Когда вы из "Альфы" уволились?
— Я был выведен в распоряжение (за штат — прим. ред.). Дальнейшая моя кадровая судьба в связи со всеми этими событиями мне неизвестна.
Как только здесь в марте начались события, мы стали участниками общественного движения "Патриотические силы Донбасса".
Просто когда уже беда пришла, нам уже ничего не оставалось… Если бы мы имели дело с государственными формированиями — армией, милицией, силовиками — диалог был бы на другом уровне. Но, поскольку там, с той стороны, начали формировать "батальоны смерти"…. Мы имеем право и обязаны себя защищать от этих людей. Армия нас вырезать не пойдет. Пойдут вот эти — без всяких сомнений.
Вопрос о ДНР не стоял. Для меня ДНР — это вообще непонятное образование, честно скажу. Вопрос стоял одним ребром. Пришли враги — надо защищать свою землю. В рамках ДНР или не в рамках — без разницы.
— Ваше бывшее командование знает, что вы здесь?
— Конечно.
— Пытались с вами связаться?
— А смысл? Мы стоим по разные стороны баррикад. Они все понимают, мы все понимаем.
— Не боитесь, что ваших бывших сослуживцев по "Альфе" бросят против вас?
— Могут бросить. Но это уже их решение — идти выполнять приказы или нет. В столкновения с ополченцами они уже вступали — правда, "альфачи" не из Донецка, а из других регионов. И бой был в Славянске. Однако мои хорошие знакомые из Киева и замначальника одного из отделов, Саша, погибли. От рук ополченцев. Это война. Каждый делает свой выбор.
Я предупреждал их, что туда соваться не стоит. И не только предупреждал — одного из руководителей операции лично возил в Славянск, показывал, насколько город хорошо укреплен, насколько хорошо оснащены люди, которые держат оборону города. Чтоб они сделали вывод, что им не трех-четырех преступников с оружием предстоит брать, а что им придется выполнять работу, к которой они не готовы.
— Вы злитесь на командира обороны Славянска Игоря Стрелкова, что от рук его людей погибли ваши друзья?
— Надо понимать, что Стрелков воюет последние десять лет (он был волонтером в Приднестровье, Боснии — прим. ред.). У него отношение к таким вещам прозаичное. Воюем — значит, воюем. Это мы относимся к системе правопорядка. Для нас человеческая жизнь представляет ценность значительно большую, чем для Стрелкова.
Но я не могу его винить. Он находится в условиях военных действий, и для него все — враги и противники. Соответственно, он сделал то, что считал правильным. Представьте себе ополченцев, на которых едет колонна. Естественно, они реагируют. В итоге смерти, увечья. Из "Альфы" погибли не менее трех человек.