Павел Астахов: Американцам надо было запретить усыновление еще в 2010 году Детский омбудсмен Павел Астахов после принятия «закона Димы Яковлева», запрещающего американцам усыновлять российских сирот, рассказал «Известиям» о том, с какими проблемами приходится сталкиваться при написании программы «Россия без сирот», а также объяснил, почему мораторий на усыновление не был подписан в 2010 году президентом Дмитрием Медведевым. — Ваша программа «Россия без сирот» долгое время находилась на доработке. Почему? — Работа по созданию нашей программы началась фактически с момента моего вступления в должность. Однако, к сожалению, мы очень быстро поняли, что руководствоваться существовавшими наработками невозможно, они не отражали сути проблем. Поэтому я посчитал нужным произвести масштабные проверки по всей стране — чтобы собрать необходимую информацию и увидеть точную картину, без приукрашивания и искажений. На эту работу из-за масштабов страны и ограниченности ресурсов ушло немало времени. Мы постарались максимально отойти от абстрактных понятий и, по сути, в программе — поэтапные, понятные шаги. Уже существуют пилотные регионы, где предпринимают подобные шаги. Их около дюжины — например, «Кубань без сирот», «Белгородчина без сирот», «Вологодчина без сирот», и эти программы регионального характера доказали свою состоятельность. Сокращается количество детских домов, абсолютное большинство сирот уходит в семьи. — Когда будет окончательно доработана программа? Вы один ее пишете? — Ее должны в первую очередь написать экономисты. Прежде всего Минэкономразвития должно просчитать и дать окончательное решение. У меня нет сил целиком написать ее, у меня больше 3 тыс. детских учреждений, которые надо инспектировать. — Вопрос негатива к закону не в этом, а в том, что государство приняло его несвоевременно. Может, надо было сначала детей защитить, а вспомнили о них только в последнее время? — А вот теперь скажите честно, когда об этой проблеме стали так громко говорить? Когда детские темы стали предметом громких обсуждений? Детей убивали и в 2001 году в США, а обо всех убийствах мы узнали в апреле 2010 года, когда вернулся Артем Савельев из Америки. Вдруг все вспомнили, что нет закона, нет соглашения с США, на тот момент уже было 18 убийств, никто не понес наказание. Оказывается, американцы могут усыновить ребенка, а потом отправить с билетом в один конец. А стали говорить об этом, потому что Уполномоченный, который на тот момент всего три месяца работал, увидел, что нет законов, я сказал Министерству образования уважаемому: я не буду с этим мириться. И моментально появились оппоненты, которые стали говорить: зачем эту проблему поднимать, мы 15 лет работаем с Америкой. Вы даже не знаете, сколько людей выступали против того, чтобы историю Артема Савельева предавать публичности. Я тут же позвонил министру иностранных дел Сергею Лаврову и президенту Дмитрию Медведеву и сказал: моя позиция следующая: запретить американцам усыновление. Это было сделано 7 апреля 2010 года. Если вы посмотрите, то именно тогда впервые возник вопрос о моратории, вот именно тогда надо было принимать закон и говорить о том, что достаточно этих безнаказанных убийств, хватит издевательств. Открою секрет, что Артем Савельев был третьим мальчиком, которого отправили одного на самолете в Россию. Про тех двух вообще никто ничего не знает. А теперь идет борьба за пальму первенства. Слушайте, да я счастлив, что, отработав три года, пришел к тому, что у нас сейчас и Госдума, и Совет Федерации, и правительство, и отдельные министерства говорят, что они самые главные по защите детей. Если у сирот уже появилось столько защитников, я считаю, что поработал не напрасно. — Как у вас складываются отношения с оппонентами, у вас они есть в Кремле, правительстве? — Если ты оппонент и действительно имеешь обоснованную, адекватную точку зрения, так сделай лучше, а не исподтишка подножки ставь и неназванными источниками в Кремле прикрывайся. А настоящие правозащитники — это альтруисты, волонтеры, которые работают в больницах, домах-интернатах. — У нас вообще нет органа, который бы курировал все эти вопросы? — Нет. Функции распределены между 19 федеральными ведомствами, и мне как Уполномоченному приходится играть роль комиссара при президенте и решать все эти вопросы со штатом всего в 20 человек. А меня при этом будут наизнанку выворачивать и изучать, что я сегодня ел на обед, где я проводил свой законный отпуск и где родился мой ребенок. Честно говоря, моя жизнь, биография, профессиональная карьера всегда были открыты. 20 лет я занимался юридической и адвокатской деятельностью, я состоявшийся профессионально человек. Видимо, именно поэтому президент и сделал мне это предложение. Я согласился, но сразу попросил избавить меня от бюджетных вопросов. И поэтому смешно читать небылицы о том, что, оказывается, Астахов распределяет огромные бюджетные средства — это чушь полная. Финансированием деятельности Уполномоченного занимается администрация президента и правительство Российской Федерации. Я не подписываю финансовых документов, не распределяю ни одной копейки. — А вы сами бы усыновили ребенка? — Я живу постоянно в разъездах по стране, в детских домах. К сожалению, времени не хватает даже на родных детей, моему младшему ребенку всего три года. Дайте мне вырастить моих детей. Это тот главный вопрос, который каждый из 108 млн дееспособных жителей России, так или иначе, должны задать себе. Этот вопрос требует честного осмысления и обдуманного решения. Его нельзя принимать ради получения каких-то льгот и преференций, ради финансовой выгоды. Желание взять в свою семью ребенка должно исходить от сердца, от души — ведь за этим стоит человеческая жизнь, судьба ребенка. И каждый должен решить для себя сам. При этом, конечно, будет неправильным навязывать кому-либо свое мнение. — Может, заставить олигархов финансировать детские дома? — Да не надо накачивать деньгами коммунальное хозяйство детских домов, на это тратятся огромные средства. Кроме того, ни для кого не секрет, что даже на бытовом уровне считается обычным, когда повар унесет котлету, завхоз — два гвоздя, замдиректора — бумажку, директор — книжку и т.д. Так зачем нам плодить коррупцию и соблазнять людей? Надо идти другим путем: если есть люди, готовые давать деньги, направляйте их целевым образом ребенку, на жилье, например. История знает немало примеров — как, например, Шарль де Голль в 1949-м или как Рузвельт в 1930-х заставили олигархов-девелоперов отчислять деньги в Фонд социального жилья. Строишь дом — 10% отдай под социальное жилье. — Это всё слова или действительно есть план действий? — Вы согласились, что предложения разумные, я их кладу на бумагу и передаю в администрацию или правительство. И вот здесь начинается самое интересное. Тут же возникают оппоненты, которые говорят: да что это такое, как так — всем квартиры раздать? А я вижу корень проблемы, я человек, который сам заработал на квартиру, прожив восемь лет с двумя детьми в 10-метровой комнате, государство мне ничего не дало. Всё, что я предлагаю, предварительно обсуждается на нескольких площадках — в аппарате, Общественном совете, Экспертном совете, комиссиях, куда входят специалисты, которые не ходят по ток-шоу, а работают в серьезных организациях. Но эффективнее всего, когда я работаю в регионах с конкретными руководителями. Приезжаю я к Рустэму Хамитову (президент Башкортостана. — «Известия») и предлагаю ввести материнский капитал за приемного ребенка. Он соглашается. И тут же принимается закон — за усыновленного ребенка выплачивается материнский капитал. А если с этим предложением выйти в правительство или в Госдуму, сложно даже представить, как долго это будет обсуждаться. Мне проще приехать к Якушеву (Тюмень), Тулееву (Кемерово), Хамитову. И они принимают эти решения быстро. — Где больше всего эта бюрократическая машина вас стопорит? — Никакого противодействия нет, а просто есть свои правила. Я молодой чиновник, долго проработал в другой сфере. Но я уже вижу результат — сокращается число детских домов, увеличивается число детей, которые возвращаются в родные семьи, и это — тенденция последних трех лет, которую уже не остановить. Есть бюрократические процедуры, есть свои правила, но нет такой силы, которая бы смогла и меня остановить. Например, не принято отдавать президенту напрямую бумагу, чтобы он подписал и согласился с тобой, так как надо согласовывать ее 150 раз по всем кабинетам, отделам, управлениям, ведомствам. С этим сложно, я не бюрократ. Но бывают случаи, когда решение не терпит отлагательств и необходимо срочно решать вопрос и спасать ребенка, — и против этого бюрократические правила бессильны. — РПЦ выразила желание взять под опеку детские дома, заявив при этом, что государство ставит им в этом препоны. Стоит ли ограничивать церковь в этом вопросе? — Я с уважением отношусь к тому, что Русская православная церковь сегодня опекает самое большое число негосударственных детских домов и приютов, их более 90. Ни одна другая общественная или религиозная организация не содержит такое количество детских учреждений. — Может, в России нет любви, ценности самой? — Неправильно вы говорите, что нет любви. Меня однажды президент спросил: а как вы спите ночами, увидев такое количество детей? Из 65 детдомов для детей с ограниченными возможностями я был в 52, где дети без ручек, без ножек, без глаз, всё, что можно представить страшного, можно увидеть, посетив такой интернат. Я первое время вообще не спал. Сейчас у нас таких детей 24 тыс., но большинство из них не сироты, у них есть родители. У нас в перестройку разрушилась семья. Общество решило, что главное — это потребление, наслаждение, деньги. А сейчас мы все-таки вернулись к тому, что семья — главное на этой грешной земле. Я работал в разных странах, в Испании, Франции, США, что позволило мне приобрести огромный опыт, мои дети отучились и вернулись в Россию работать. Даже сейчас мои профессора американские присылают мне письма и говорят — мы гордимся тобой, ты так отстаиваешь интересы своей страны. И я горжусь тем, что могу и хочу помочь своей Родине и детям России.
| |||||