Это произошло в 1993 году. Я тогда еще делала первые шаги в мире энергии. Так случилось, что сначала столкнулась с тем, что мир состоит не только из материи на практике. Затем, поняв, что теперь жизнь по-старому для меня невозможна, стала учиться новому восприятию мира. Я стала искать людей, которые помогли бы мне во всем разобраться. Познакомилась со Светланой Васильевной Цифровой, окончила курсы у нее, но, когда спросила, является ли она моим учителем, она сказала, что я его узнаю позже, мы же просто коллеги (кстати, книга Ломовцева пришла мне через нее).

Однажды она позвонила мне и предложила: либо поехать с ней в Одессу, либо на семинар в город Новосибирск. Выбрала поездку на семинар, ведь я хотела учиться. В это время уже прочла много эзотерических книг, особенно ОШО, и желание найти свой путь и Учителя стало непреодолимым. Светлана Васильевна сказала, что туда (в г. Новосибирск) приедет какой-то Гуру из Тибета. И вот, скопив определенную сумму (125 рублей), я поехала. Всю дорогучитала ОШО, Бабаджи и в таком настроении приехала в г. Новосибирск. В фойе гостиницы «Сибирь» меня ждал человек, который объяснил куда ехать дальше. Этому человеку (звали его Володя) я очень благодарна. Поскольку я сразу стала интересоваться как взять билет обратно, беспокоиться, он дал мне грецкий орех и сказал, что это — бомба, что пока я нахожусь на семинаре, я не должна ни о чем думать, но быть «здесь и сейчас» — иначе она взорвется. Это послужило толчком для моего раскрытия, и семинар стал для меня волшебной сказкой. Все дни с утра и до вечера были заполнены занятиями. Народу было около двухсот человек (как окажется потом — это был далеко не предел). Перед каждым занятием мы произносили мантру Гуру Сотиданандане. Некоторых людей смущало, что к наставникам нельзя просто подойти и о чем-то спросить, в этом они видели агрессию, недоверие (это действительно было так), но для меня это был один целостный спектакль — красивый, ибо актеры были великолепны: женщины были в восточных нарядах, мужчины в боевых костюмах, горели свечи, зажигались благовония. На второй или третий день появился Шри Джнан Аватор Муни (Костя Руднев). Его речь была нетороплива, взгляд внимателен, с обеих сторон его окружали наставницы: Маха Падма Дэви (Ирина Бирман) и Суби Лакшми Дэви (Лена Захарова). Он отвечал на вопросы садханов, затем сыграл «музыку Учителя» на синтезаторе, затем, прочитав мантру, они удалились.

Так день за днем семинар подходил к своему концу. Видя одухотворенные лица, атмосферу гармонии, я поняла, что хочу здесь остаться, что готова выполнять любые испытания. Приехал Володя. Я спросила, как можно стать ученицей, и он сказал, чтобы я написала письмо, и он его передаст. А потом, приехав через день, сказал, что, если это не сиюминутное желание, которое быстро погаснет, то, приехав домой, прежде всего, я должна заплатить все долги и взять то, что должны мне, помириться со всеми, обиженными мною и простить обидевших меня, тем самым разорвать связь со старой жизнью полностью, а потом еще раз приехать в августе.

И вот с такими напутствиями я приехала домой. Выполнив все это, я вернулась в августе в Новосибирск, но Володи не было, а на встречу со мной пришел другой человек — Петя. Он дал мне связной телефон и велел позвонить через две недели. Я уехала домой, а затем позвонила. Мне было сказано, что я могу приехать к девятому сентября. И вот, простившись со старой жизнью, я уехала. (Я действительно считала, что это навсегда. А поскольку что же такое ашрам я знала только из книг ОШО, то для себя назвала это уходом в монастырь.)

Я приехала ночью и устроилась в гостиницу до двенадцати часов. Утром я сдала номер и пошла с вещами во Дворец Железнодорожников. Там собирались люди, которые ехали на семинар. Просто в спортивном зале собирались люди, брали деньги за семинар, выписывали квитанции (липовые). Я подошла к молодому человеку, его звали Саша, он подвел меня к наставнице (Ирине). Она начала возмущаться, что ничего не знает и не желает знать! (Это тоже было частью спектакля, но я тогда не знала.) Я была в отчаянии. В чужом городе, одна. Тут у входа во Дворец меня догнал Саша и сунул в руку какую-то бумажку. Там был телефон и время, когда позвонить (18.00). Я вернулась в гостиницу, продлила номер и стала ждать вечера. Я решила так быстро не сдаваться. Вечером я позвонила, мне назвали адрес и как добраться, и я поехала. Меня встретила вторая наставница (Лена). Она была как на семинаре в восточной одежде — само гостеприимство. Я вошла в комнату. Там за синтезатором сидел Костя Руднев (учитель). Он сказал, что жить я пока буду у одной из его учениц — Лиды, а потом мне будет дано задание, которое я должна обязательно выполнить. Вошла девушка, выслушав все, что ей сказали, она собрала сумки, и мы пошли в гостиницу. Я забрала оставшиеся вещи, выписалась, и мы поехали к ней домой. Дома нас встретила ее мама — Любовь Михайловна (эта женщина не раз будет моим Ангелом-Хранителем), Лида сказала, что я с ней должна общаться как можно меньше. Но в тот момент меня это не насторожило, я принимала все без оговорок, без условий.

На следующий день мы поехали на какую-то квартиру, взяли там большие пачки конвертов и вернулись домой. Лида сказала, что я должна поехать на семинар, на сей раз в лагерь “Тимуровец”, доехать мне помогут, проводят. Относительно конвертов — я должна за время семинара подписать тысячу штук. (Это такое испытание.) И еще все время я должна находиться в одиночестве.

По приезде на семинар мне выделили отдельный номер, и я осталась одна. Еду тоже приносили в комнату. Периодически мне передавали “подарки” Учителя: благовонные палочки, заверения, что мной довольны или еще что-нибудь в таком духе. Затем ко мне стали приходить преподаватели и наставницы, спрашивать, где я обучалась, что мне известно, что я читала, и т.д. Узнав, что я знаю и умею, тут же включили в лекции по “Духовному целительству”. Когда я пыталась сказать, что не успеваю подписать конверты, если буду вести лекции, все мило улыбались. И я поняла, что должна подписать в любом случае. Я перестала спать ночами, а для сна выкраивала часы днем между лекциями и приходами “начальства”. В конце концов, семинар закончился, конверты я подписала, все возвратились в город. В этот день устраивалась встреча с “учителем” — сатсанг. Собрание было на той же квартире, куда мне нужно было позвонить в первый день. Собралось много народу, человек тридцать. (Для вместимости двухкомнатной квартиры многовато.) Сидели по двум сторонам на полу, посередине располагался “стол” (скатерть) с едой. Около окна стоял синтезатор, за которым сидел “учитель”, а по бокам на табуретках (великая роскошь!) — наставницы. Как потом выяснится, на табуретках имели право сидеть только они.

Сначала он (Костя) читал какую-то лекцию, потом встал, подошел ко мне, положил мне руки на голову и сказал, что отныне нет никакой Оксаны, а меня зовут Агатара или Агастья (полное — Агатара Шакти Дэви, до сих пор не знаю значения). И так меня должны все называть. Потом мы все поели и начались танцы, танцы “-эзотерические”, “тантрические”. Внешний круг составляли мужчины, внутренний — женщины. Одни двигались по часовой стрелке, другие — против. Музыка — нон-стоп, т.е. без перерыва. Но в тот момент мне было не до танцев, слишком много событий: ведь произошло, как в книгах ОШО. Я приехала, меня приняли, дали новое имя, началась новая жизнь в ашраме, меня окружали новые люди, которые принимали все это (хотя до того было время, когда даже близкие считали меня сумасшедшей). Я была счастлива. Я сидела в комнате и обо всем этом думала, вошел Костя и заговорил о том, что я должна всегда быть нарядной и красивой, женственной и привлекательной, о том, что каждый день после работы на квартире буду приезжать, и обучение будет проходить здесь, даже при выполнении обычной, будничной работы. Затем вечер закончился; все, получив задания, разошлись, и мы с Лидой поехали домой. На следующий день мы поехали на квартиру к Пете — там были одни девочки. Мы занимались почтовой работой. В этой “школе”, как окажется потом, было около тридцати тысяч человек заочных учеников. Все пособия высылались наложенным платежом, несмотря на то что была сделана предварительная оплата. А ведь туда иногда писали люди, которые обращались за помощью (по болезням). И начиналась гонка по кругу: “Гуру милостиво сказал, что вам нужно выписать такое-то пособие, а к нему такую-то кассету и т.д.” Но самое главное, нужно написать, что это пожертвование (ведь с пожертвований не берут налог!). Вот и работа была такой же бесконечной. В перерывах мы ели и по очереди читали духовную литературу вслух, например, К. Кастанеду. Еще занимались йогой: делали асаны, дыхательные упражнения. Разговаривать, общаться между собой не разрешалось, должна быть полная сосредоточенность. Еду готовили по очереди. Питались в основном рисом, пшеном, перловкой, овсянкой, овощей было мало, что-нибудь из сладкого — тоже немного, мяса не ели, рыбу — только в консервах, чай, картофель — только в супе. (Забегая вперед, скажу, что после отъезда из “ашрама” не могла есть рис в течение года ни в каком виде, хотя знаю, что продукт хороший и полезный.)

Стала присматриваться к девочкам, не похожи они были на счастливых, довольных жизнью людей, забитые какие-то, серые, молчаливые. (Но ответ на вопрос “почему?” я найду позже). Вечером поехали на квартиру к “учителю”. Приехав, начали готовить еду и тут меня ждал первый шок: ведь сам Костя ел мясо, не мясо даже, а колбасу с жареной... вермишелью. Да и вообще выбор еды был странный, словно человек хотел что подороже. Сам себе никогда не готовил, даже чай. Я начала понемногу входить в окружение “учителя”. Это бесконечный круговорот: все должны были чем-то заниматься, находиться в состоянии “прыжка”, готовности мгновенно переключаться с одного дела на другое. Поначалу я находила оправдание этому: ум не должен гулять, должен находиться в сосредоточении и т.д. На самом деле оказалось все проще: всё и все должны были находиться под его неусыпным контролем. А как можно контролировать мысли другого человека? Заставить его не думать, лишить его такой возможности, просто нет времени. Затем, постепенно входя в эту организацию, я увидела сложную иерархию. Центр и командный пункт — он сам, затем наставницы, которые контролировали остальных, но среди остальных были начальники и начальницы, младшие, старшие и т.д. Лида должна была передавать обо всех, проще — доносить. Ребята-ученики были распределены по разным квартирам — женщин и мужчин разделяли по разным квартирам, за всеми велось наблюдение. Он объяснил это мне тем, что люди не могут проявить истинное смирение перед мудростью и учением. Это не противоречило тому, что я читала в литературе. Мало того, я сама знала, что проявить смирение для меня — нечто невозможное. И решила, что этот урок должна пройти. И по принципу “мелочного тирана” решила пройти все испытания. Хотя вначале я действительно считала, что самодурство, самоуправство “начальников” — их инициатива. (Нет, на все давалась санкция сверху!) А все строилось на том, что люди, ненавидя начальников, считали, что “учитель” ничего не знает. А он, на расстоянии наблюдая через доносы своих наставниц и начальников, знал все обо всех и старался “подобрать” ключик к каждой душе. (И, клянусь, они жизнь готовы были за него отдать!) Когда он чувствовал, что человек доверился и не будет воспринимать его выходки как самодурство, но лишь как игру или сталкинг (по Кастанеде), начинал приближать этого человека.

Да, я первое время тоже искренне верила, что есть какое-то учение, к которому меня готовят. Но потом все чаще и чаще мои эмоции были на грани срыва и тогда включался ум. Это словно защитная стена против сумасшествия. Однажды, решив, видимо, что я готова к новой порции “учения”, мне показали кассету, где две наши “великие наставницы”, вцепившись друг другу в волосы, дрались за очередность “пребывания” с “учителем”. А затем с ожесточением он сам лупил их и еще издевался над кошкой (сажал ее на плиту). В душе моей что-то оборвалось. В чем животное-то виновато? (И еще, если брать психологический тест, то отношение к кошке — отношение к женщине. Это и есть “божественная любовь учителя”?!)

И тут уже я, придя, как обычно, к Лиде домой, начала размышлять. И вдруг я увидела все в ином свете, словно с глаз моих спала пелена. Лида должна была передавать все, что у нас происходило. Слава Богу, до приезда в “ашрам” я играла в театре, и это мне очень пригодилось. Лида стала разговаривать об увиденном так, словно это — игра или шутка, и мне пришлось ей подыграть. А потом я, в свою очередь, стала расспрашивать ее об истории Кости Руднева, его детстве, юности, встрече с его Учителем и т.д. И она достала несколько отпечатанных на машинке листов — школьные рассказы Руднева.

И тогда все начало вставать на свои места. Он писал о жестоких побоях своих сверстников в школьные годы и о встречах “на тонком плане с учителем”. И, читая, я поняла — этого не было, нет и сейчас, а есть месть этому “злому и несправедливому” миру, есть злоба на людей, но есть и неординарный ум. Дело в том, что он еще тогда начал заниматься йогическими упражнениями, затем боевыми, тем самым взращивая месть, желания власти и всего, чего не было в детстве и юности. Йогические упражнения он делал и в то время, когда там была я: два раза в день. При этом с ним рядом обязательно должна была находиться женщина, которая бы читала ему вслух какую-то эзотерическую книгу. У него была огромная библиотека, книги покупали, как только они выходили из печати, чтобы всегда быть в курсе всего, всей появляющейся информации. И вот так, шаг за шагом, я входила в глубь этой организации. Я поняла, что пока не завоюю определенного положения, авторитета, люди не услышат. (Как могла, я пыталась поговорить, но — бесполезно.) А попутно открывалось все новое и новое: например, я столкнулась с тем, что “наставница” Лена, ведущая духовное целительство, ни грамма в него не верила, а “исцелялась” таблетками. Руднев же, занимаясь йогой, тем не менее набирал энергию в “золотом корне”, настоянном в коньяке (а это — удесятеренная злоба). Он все чаще давал мне различные поручения, связанные с общением с людьми и проведением лекций, а затем поставил сначала начальницей, а затем наставницей. Поскольку однообразная пища и постоянная муштра забивала людей, выбивала последние мозги, то вскоре он задал мне вопрос: “Почему кроме меня и Лены с Ириной никто не может вести лекции?” Я ответила, что люди должны получать для работы сладкое и нужно, чтобы они вели занятия на тех квартирах, где работают. Он пошел мне навстречу. Была еще одна статья: “разделяй и властвуй!” Нужно было до такой степени извратить учение Дона Хуана, что мужчины возненавидели женщин, а женщины — мужчин. Родители — враги, дети — еще большие враги (ведь они забирают острие духа!). Результат плачевный: многие, даже уйдя от него, так и не могут избавиться от этих взглядов и наладить свою жизнь. Могу сказать честно: уехав вместе с одним из его учеников, я столкнулась с тем, что у человека были психические отклонения, впрочем, до конца от них он так и не избавился. И еще: под предлогом все того же учения Дона Хуана или для того, чтобы разрушить личность, он давал ребятам наркотические средства, устраивал “митоз”. (А теперь я спрошу: какая личность? Какое разрушение? Ее же нужно сначала построить.) Среди его учеников были ребята, которые в двенадцать-тринадцать лет пришли, они даже школу не закончили. Но они никогда бы не узнали правды, они верили ему. Так что же было нужно разрушать? Итак, став наставницей, я получила доступ ко всей информации. И мне потихоньку стали открывать тайны. Например, оказывается, у старшей наставницы Ирины были старая мать и сын. Так вот: мать — заколотили досками дверь, и она умерла от голода. А сына Руднев убил, ударив головой о плитку в туалете (все под тем же предлогом “острия духа”). Я не верила, думала, шутят, но потом как-то поговорила с соседями и они сказали, что мать и мальчик четырех-пяти лет действительно были, но где они— неизвестно. Потом произошел еще один случай: один из учеников стал отказываться от работы — он сидел в углу и смотрел в одну точку. Руднев приказал сначала поставить его на горох, а затем, прямо в одежде, бросить в холодную воду. С этого момента у того человека “поехала крыша”. Закончилось тем, что после собрания, когда он (Руднев) думал, что посторонних нет, остались одни наставницы и Лида, начал по-хамски высмеивать своих доверчивых учеников, вдруг из шифоньера с ножом в руке вылез этот ученик. Руднев испугался. У этого ученика не было слов, его душили слезы, он был в шоке от услышанного. И снова Руднев послал улаживать дела одну из наставниц. А потом велел наставницам с этого момента на порог не пускать этого ученика. Он ему был не нужен. Когда мы приехали домой, у нас с Лидой произошел разговор, из которого я узнала, что это не первый случай сумасшествия, а было такое, что люди даже вешались. Чем же он держал этих людей? Он постоянно внушал, что там, за стенами — люди, которые ничего не понимают, что жизнь — здесь, а там — гибель. И это срабатывало.

Однажды я заболела. Организм дал сбой, было полное перенапряжение, и у меня отказали голосовые связки. Он прислал мне лекарство — все тот же золотой корень, но только заварить как чай. От этого лекарства у меня забили в ушах барабаны, и я потеряла сознание. Очнувшись, поняла, что дальнейшее здесь пребывание — гибель, тем более что у Руднева стали рождаться бредовые идеи — одна хлеще другой: то создать гостиницу по типу “зоны” (он даже книги такие начал заставлять читать), то создать церковь сатаны (вроде как шутка). Но уйти так просто я не могла и стала присматриваться к людям, проводить беседы, “выправлять”, как могла, мозги, объясняя осторожно, что мир этой клеткой не заканчивается, что в мире есть прекрасные люди, что жизнь продолжается.

Итак, понемногу люди стали оживать и из зомби превращаться в людей, а потом уходить. Помню, как поговорив с девушкой Мариной перед тем, как она ушла, услышала предостережение: “Будь осторожна! Здесь все друг на друга доносят, может произойти что-то ужасное!” Но люди стали уходить, и этого я хотела. Поначалу, поскольку я была наставницей, следовательно никому, кроме Руднева, не отчитывалась, все было нормально. Но постепенно людей становилось все меньше и меньше (кто же работать будет?). Узнала я еще о том, что у Кости Руднева “желтая” справка, что лежал он в городе Саратове в психушке вместе с Валерием Аверьяновым (Вараверой). Все квартиры, конечно, были оформлены на других людей, хотя все принадлежало ему. У девчонок-наставниц даже одежда и та была его: захочет — даст, захочет — отнимет. И они за эту одежду, за деньги, за власть готовы были терпеть жестокие побои и скотское отношение (я помню, с какой гордостью Лена показывала нам рубцы от электрического провода и рассказывала как он чуть не прибил ее молотком). В своей жестокости к людям он сталкивал их между собой. Так, например, приходит человек и говорит: “Учитель сказал, что такой-то украл сто рублей”. И ты можешь доказывать сколько угодно, что это не так. Вообще, магическое выражение “учитель сказал” давало право на непреложную Истину, которая не обсуждалась. Через какое-то время этот же человек приходит и говорит: “Учитель сказал, что это была проверка” (как тут “крыше не поехать”? А если это несколько раз в день да в разных вариациях?). Так, например, приходим мы с Лидой на квартиру к нему, а он говорит, что Лида то-то сказала, а если это не так, то чтобы мы брали шнуры от электрического чайника и друг друга били. Я сказала, что, если Лиде это надо, пусть берет, а я никого бить не буду. Он очень удивился. Оказывается, Лена с Ирой именно так и делали. В довершение ко всему я разрешила ребятам отпраздновать день рождения с чаем и тортом. И вот тут вся его злоба вылилась: он избил меня электрическим шнуром. Долго на спине было четыре широких рубца. Я решила, что с меня хватит, уехала на вокзал, где просидела всю ночь. Но, поскольку у меня остались на той квартире, где мы работали, вещи, я утром вернулась. (Он прислал за мной ребят.)

Регалии наставницы с меня, конечно, сняли, отправили в отдельную комнату и наложили епитимью. И вот, находясь в одиночестве, я начала создавать план ухода с наименьшими потерями. Как-то он, разговаривая, спросил, чего мне надо: квартиру, машину, книги, деньги, власть? Если я буду молчать, то буду это иметь. Если же нет? “Я ведь тебя убить могу. Искать станут? Скажу, что уехала на Алтай, пусть ищут”. И я поняла, что это не просто угроза. Накануне побега я получила деньги из дома (их как раз должно было хватить на билет). Об этом мне сказала по телефону мама Лиды. Следовательно, мне нужно было туда попасть. (Я уже в то время жила на квартире, где мы работали.) И мне пришлось сыграть отравление, благо, организм мне подчинялся. А этого наши “целители” боялись как огня и отправили меня к Лидиной маме. Никто ничего не заподозрил, и я осталась дома. Мне нужно было еще позвонить одному человеку. Дело в том, что в процессе общения с людьми (а наставники не должны были общаться, а только приказывать) я познакомилась с двумя молодыми ребятами: Владиком и Андреем. Они часто рассказывали мне о своей жизни в “ашраме”. Они здесь находились с тринадцати лет, но, как я поняла позже, даже не подозревали, что же здесь происходит на самом деле. Они увлекались боевыми искусствами и позже вели занятия. Между нами возникли дружеские отношения, что для них было необычно, а для меня это казалось диким. А потом между мной и Андреем возникло чувство любви. Но, как я уже говорила, все строилось на разделении. И, однажды, узнав об этом, Руднев велел передать Андрею, что меня он больше не увидит, а если хочет остаться в этой организации, то должен выполнять все, что скажут. Я видела его глаза — это были глаза человека, не хотевшего больше жить. Он позвонил и сказал Рудневу, что покончит жизнь самоубийством. На это мне было сказано, что я должна гордиться, что из-за меня умирают. Это было серьезно, и я постаралась всеми ухищрениями увидеть Андрея и вывести его из этого состояния. И вот, в день отъезда я позвонила ему и сказала, что уезжаю. Если он хочет, то пусть едет со мной. Он согласился, и мы договорились, что он приедет к Лидиной маме. С Лидиной мамой мы договорились, что все время на вопросы по телефону она будет отвечать, что я напилась таблеток и сплю. Затем мы заехали на другую квартиру, забрали вещи и поехали к Володе попрощаться. Слава Богу, он вирусом доносчика не страдал и вообще нам симпатизировал. Обо всем, что происходило в организации, он не знал, верил Рудневу как и все. А тот задействовал Володю в административных делах. Руднев мужчин старался использовать на тяжелом физическом труде. Мальчишки, не достигшие восемнадцати, а то и шестнадцати лет таскали мешки по пятьдесят килограммов, рюкзаки постоянно, посылки. Но он их держал в стороне от своей деятельности. Видимо, их сделать покорными издевательствам ему не удавалось. Женщин использовал по принципу садомазохизма: сначала издевался, потом награждал. И все под видом духовности, обучения. Всех женщин, особенно молодых, считал своей собственностью, ревностно охранял от любых связей, знакомств. Следил за каждым шагом, выискивал слабые места и держал человека на крючке его желаний, страсти. Не раз доводилось мне видеть его злорадство, если удавалось заставить человека подчиниться. Ведь он же сам людей боялся, все — бегом, как зверь затравленный. Организацию свою несколько раз переименовывал: “Караван”, “Центр ОШО”, “Радужный лотос”, “Центр йоги”, “Церковь Сотидананданы” и т.д.

Итак, сели мы с Андреем на поезд и уехали в город N. Прошло уже более двух лет, а Андрей все никак не оклемается от того пребывания. Да и мне нет-нет и приносят перепечатки-вызовы люди, собирающиеся на семинар, советуются. А я тогда через год в Новосибирске появилась. Сразу Руднев начал через своих слуг пытаться назад звать, “горы золотые” сулить. Я сказала, чтобы передали, что с дороги своей не собьюсь, в миру или нет. А для них, всех людей, я теперь, кто спросит — ходячая антиреклама. Ведь у него задача — вырвать человека из жизни и рабом своим сделать. Он же не может прямо свою власть проявить: это же Лев, а по году — мистическая Коза. Значит, если человек не идет по Пути Света, то маскируется искусно, все больше пропитываясь вирусом обладания и власти. И еще: поскольку в Новосибирске заманить никого уже не получалось, то через семинар стали делать вот что: смотрели на семинаре тех, кто начинает открываться и потом “милостиво” за деньги устраивали встречу с учителем (на семинары он уже не ездил — боялся). А на встрече этому человеку говорили, что ему предоставляется честь пожить в “ашраме”. Для этого он и хотел сделать “тюремную гостиницу”. Во время проживания человек выполнял разную работу, связь с миром — минимальная. В основном человек был изолирован от всех. Понемногу он входил в разряд учеников, и “гайки постепенно закручивались”. Потом я узнала, что матери, жены, отцы и родственники начинали искать человека, а ему запрещалось общение с ними. Так стали пропадать люди. И во всех делах — он ни при чем, ведь он нигде не значится. Мы потом многим рассказали об этом “центре”, но результат — ноль, сначала все размахивают руками, возмущаются, а дальше — тишина. Потом, как-то на новосибирском книжном рынке я встретилась с Ириной Бирман, мы не разговаривали, только посмотрели друг другу в глаза. А на следующий день я увидела по телевидению объявление в бегущей строке: “Разыскивается Бирман Ирина Александровна. Кто знает ее местонахождение, звонить по телефону...” Я очень надеюсь, что она действительно ушла оттуда. Очень хочется, чтобы после пережитого кошмара человек начал жить по-другому. Ведь она была очень одинока. А когда там же встретила любимого человека, Руднев разлучил их. И вот, имея власть, деньги, казалось, все, что она хотела, она была несчастна. А то, что происходило с Еленой, их постоянная жестокая непримиримая война из-за Кости (кости) не поддается никакому человеческому пониманию. И ее душа знала это и болела, а эго находило все новые и новые объяснения. Да, конечно, человек не должен быть послушной овечкой, но те люди, которые называют себя “учителями” несут ответственность за тех людей, которых они повели за собой (сбили с пути истинного). Для меня это было хорошим уроком: нельзя двигаться к цели любыми средствами, нельзя слепо верить красиво сказанным речам, но нужно доверять своей душе, сердцу и сделать все возможное, чтобы об этом узнали люди. Если же меня услышат те, которые были учениками “гуру Джнан Аватора Муни” или являются ими, — сбросьте с себя рабство и желание быть рабами. Никакие вы не “сверхлюди”! И остальные люди не заслуживают презрения. Творчество невозможно в состоянии озлобления (назло), но, выйдя из этой клетки, вы обязательно найдете себя. Да, это наши желания, наши мысли, комплексы родили монстра — Джнан Аватора Муни. А многие подпитывают и сейчас. И если кто-то услышит меня, поймет, сделает шаг из этого “болота” — это и будет самой большой наградой. Люди, опомнитесь, это не духовный путь! Те сущности, которые “содержат” организацию и самого Руднева, далеко не высокого порядка и очень далеки от понятий Свет, Гармония, Бог. Он давно стал марионеткой Антимира, хотя считает, что делает все по своей воле. Не зря всем ученикам полагалось делать общую медитацию в одно и то же время — для подпитки эгрегора.

Честно говоря, потом я встречала людей, пытавшихся создавать подобное, но по сравнению с этой организацией все остальное — жалкие пародии. Самое страшное, что люди, попавшие туда и открывшиеся “учителю”, лишались разума, сознания, воли, — они были зомби, они выполняли нужную программу и реализовывали комплексы самого Руднева. Впоследствии, общаясь во время моих приездов с Лидиной мамой, я узнала, что Лида вскоре ушла из дома совсем, появлялась редко. Попыталась совершить аферу с квартирой (еще одна понадобилась), но тут уж мама не позволила. Одежду, вещи какие-то приносила домой (Лидина мама “видит”) с покойника снятые, потом Лида исчезла, скрывалась. Что с ней сейчас — не знаю. В последнее время Руднев каким-то образом начал поддерживать отношения с “зоной”. Как именно — точно не знаю, но мама Лидина сказала, что работали они у них (в этой организации). Руднев еще тогда рассуждал, что таким людям мало надо, а работать будут. Да и “зоны” боялся, вдруг все-таки возьмут, как там-то будет? Будущее себе готовил.

На этом я рассказ об организации Кости Руднева закончу. Да хранит Господь от подобных “учителей”! Если что-то написано сумбурно, слишком эмоционально и т.д., то прошу извинить — по-другому не могу. Многое за это время из памяти ушло, прошло несколько лет, но основное — правда. Я была в этой организации с начала сентября 1993 года по 22 февраля 1994 года. Поэтому в письме к тебе, Рикл, я написала, что, прочитав “Притчу”, почувствовала благодарность. Если написанное и пережитое мною хоть кому-нибудь поможет, буду очень рада.

Еще раз благодарю, Оксана.

P.S.: Что же касается финансов, то все, что бы ни продавала или создавала эта организация, будь то семинары, распечатки, методички или кассеты (а также посвящения), всегда стоило баснословных денег, а качество оставляло желать лучшего. Но в то время, когда информация была в дефиците, это было только на руку. Деньги же делались на всем, в этом таланте Рудневу не откажешь.