Посвящается Пятилетию прихода

Рикла на планету Земля

Белый-белый День

 Вернуться туда невозможно

 И рассказать нельзя

 Как был переполнен блаженством

 Этот райский сад

 Арсений Тарковский

-1-

        Cначала это были глубокие сугробы северной глухомани вдоль  дороги, потом снежные облака над Байкалом, благоухающее кипение садов Украины и, наконец, ослепительный млечный луч в осознании вскрыл завесу, отделяющую наш бренный мир от Мира Божественного. Все это вместе представлялось огромным Белым Потоком, несущимся в пространствах мест и времен, длинною в месяц, шириною — в вечность. И оставалось лишь выдохнуть одно непрерывно длящееся «Да»... Вместо этого (нет, лучше, вместе с этим) родились записки, путевые наблюдения как урок, домашнее задание, которое Учитель предложил, осмыслив в формах Земли, предать бумаге. 

Приезд в Центр нереален и зыбок. Мозги пылят, яростно сражаются с сердцем. Вот опять перевес сил в их сторону: сообщение о гибели шахтеров на Украине. Вечером — звонок Учителя, и из мозгов просыпается:

— Как такое возможно? Люди гибнут, Ты рядом со смертью и ничего не сделал, чтобы ее предотвратить?!

— И не буду! Я на стороне Земли. А Она праведно гневается, формы свои защищает, люди, недра Ее истощая, гибель свою ускоряют. С приездом в Центр повременим, неспокойна ты, эмоциями живешь, а через них энергия уходит, антимиру жизнь дает.

За неделю волнения как бы сами собой улеглись вместе с сомнениями в собственной несостоятельности, никчемности. Снова звонок. Я еду к Учителю, в Его лабораторию, так было явлено!

Аиинка Эллона, сияющие ее глаза встречаются с моими на вокзале в Москве, даря ощущением самого близкого родства. Теперь с ней и с Аиией, ждущей нас дома, мне уже не страшна мясорубка этого суетного города. Сразу же начинаются первые уроки. Мне проводят энергию так бережно и ласково, как будто рыхлят землю вокруг растения, открывают ее поры для протока целебного, напитанного праной воздуха и влаги к корням, энергии Учителя — к моему осознанию. Дырки и неопрятности одежды — это прорехи в твоей ауре, рваное полотенце, грязные ботинки... С таким багажом к Учителю невозможно приблизиться. Внешний вид тебя и твоих вещей несет полное соответствие с миром внутренним. Как же еще много мне предстоит потрудиться, чтобы только соприкоснуться с этими прекрасными людьми, что меня сейчас бережно готовят к Встрече с Отцом!

- 2 -

Вскоре приезжают Жрицы из Центра. Амедэйя с Байкала, давно не была дома, проводит сегодня Круг. Учитель, хотя я и не в Роду, разрешил мне присутствовать вечером на нем, еще раз сделать окончательный выбор. Речь идет о той вертикальной тропке, по которой взбирается Творящий в чистых энергиях Космоса, и о том, как легко ее потерять, сорвавшись в социум, повлечь за собой лавину иногда непоправимых событий.

Люди приходят к Огню каждый по-разному. Горят долго: годами, десятилетиями, таков Путь. Проявляется то самое человеческое, что в себе и не подозревал, все сводится к той же формуле вируса власти и обладания. Форма играет обычно на самом дорогом, что есть у человека, — детях, любимых людях, человеческих чувствах к ним. Тогда начинается потеря энергии...

На этот раз беда случилась с Аиией, той самой, сверкающей со страниц Книг Огня, многих устремившей к осознаниям собственным. Споткнулась она на родной дочке, вернее, чувстве собственности к своему ребенку.

— Еще два года назад, — начинает Амедэйя, — помнишь, это был берег Большого Моря, ты сказала, Аиия, что если Аветин покинет сейчас Род, ты уйдешь за ним. Энергия предательства тянется с тех давних пор. Помнишь, Учитель на Ольхоне не раз говорил: «Однажды ты меня предашь, но очистишься через мою физическую смерть и непоколебима будешь». Нынешней зимой, увидев твое состояние, Рикла отправлял тебя к дочери, даже билет был куплен. Ты отказалась уехать, выбрала сильный вариант и «поплыла» окончательно. Однажды это уже происходило с Архом на твоих глазах, но тогда ты была сильнее. Что произошло сейчас? Учитель открыл тебе сердечную чакру, и, предупредив все последующие события, потребовал уехать. В ответ отказ.

Любовь Учителя не знает границ — Он питает ученика ею, в трудную минуту — тем более. С Аиией — особый случай: часть ее осознания была задействована в системе разрешающих Пирамид. Риклу пришлось подставлять свое энергетическое плечо в это безусловное Аиинское Творчество. Все вместе взятое поставило Его на грань ухода.

— Анахата Учителя почернела, лепестки лотоса увяли, как на морозе, — свидетельствует Амедэйя в своем абсолютном видении всю обреченность тех дней.

Только самоотверженным Трудом Аиинов Рикла остался в формах Земли. В это время Силы Света помогали держать Аиинские Купола-Пирамиды, слишком разрушительны могли быть последствия нестабильности этой системы для всей Земли.

Людмилу Рикла благословил на путь мирской, путь в социуме, снимая с нее энергии Рода Творцов, вибрации ее Звездного Имени, этим спасая от развоплощения. Вел ее теперь Сам, купал в своей Любви, давая шанс вернуться в Род.

Круг давно закончен, я сижу, застыв соляным столбиком от внутреннего рыдания навалившейся вдруг тяжести и ответ­ственности. Да и моей ответственности тоже за жизнь Учителя в нашем проявленном мире!

Звонок выводит, наконец, из оцепенения, мне передают трубку. — Здравствуй, девочка, — такой родной голос Рикла, будто и не был Он так недавно на волосок от гибели своего физического носителя — ну что, не поколебалось твое намерение придти в Род?

— О чем Ты говоришь, Учитель! — Больно, что Он мог даже подумать обо мне такое. Я без Твоего Огня давно уже не могу!

— Тогда завтра вам с Амедэйей начертано отбыть в Иркутск и дальше, в колыбель Аиинов — на остров Ольхон!

Сообщение это повергает меня в шок. Конечно, об острове мечталось вот уже много лет, с тех пор, как услышала про его тайны. Загадочной чередой непонятых знаков моя жизнь тогда еще стала ему сопричастна.

— Но как же наша встреча, Учитель?! Я так хочу Тебя видеть!

— Вот именно поэтому наша встреча невозможна сегодня, но, кто знает... Будь внимательна и поменьше задавай вопросов. Помни, падение человека началось с тех пор, как он научился задавать вопросы. Счастливого пути, девочка!

- 3 -

Мы ехали через всю страну по набухшим весной сугробам. Солнышко прорезывало низкую облачность, очищая бездонной голубизны небеса. В открывавшиеся пространства вплеталась звонкая пастернаковская нить: «разве только птицы цедят, в синем небе щебеча, ледяной лимон обеден сквозь соломину луча?» Да, цедили его и мы, этот воздушек небесный, окруженные незримым присутствием Учителя в нас и во всех этих просыпающихся, напитанных Огнем весенних далях.

— У этой женщины — хроническая гипертония, а мужчина скоро попадет в аварию, — комментирует Амедэйя сменяющихся в купе попутчиков.

— Чего же ты не скажешь им об этом? — сокрушаюсь ее хладнокровию.

— А они мне поверят? У виска покрутят пальцем, а то и...

Соглашаюсь с ее доводами, слишком уж люди эти собой заняты, чтобы услышать.

И опять те же сияющие светлые лица: Саадха и Кросс встречают в Иркутске ранним утром. Далее был сыгран полный сбор восточных Аиинов в Местах Обетованных.

На связь с Учителем получить последние напутствия собираемся вместе. Разговаривает Амедэйя. Вопрос Рикла повисает всеобщей тишиной и бледным напряжением лица Жрицы.

— Требуется твое присутствие в Центре, Амедэйя.

Шок! Полный стоп! Амедэйя еще не доехала до дома триста километров, два месяца не видела детей, а Учитель требует ее возвращения обратно в Центр. Раздражение, непонимание скрыть было невозможно. Учитель ударил в самое больное место, привязку к детям, близким. Только через несколько часов оправилась Амедэйя.

— Да, Учитель, если нужно, я приеду!

На грани крика, в котором слились восторг и отчаяние, энергия и человек, муж, дети, два месяца разлуки с ними — почти рядом и Учитель — за много тысяч километров. Все звучало в этом коротком ее ответе, но окончательный выбор был сделан уже давно. И мы, уже несясь в автомобиле в направлении Ольхона, сострадая этой героической борьбе человека с Осознанием Мастера Огня, понимали, что другого быть просто не может, и она приедет! Ведь ты — в Нем, а Он — в тебе, Учитель наш Огненный, Рикла. Как здорово, что и муж и детишки Амедэйи это принимают, этим живут, все они — Посвященные Аиины!

Пока же явлена целая неделя на острове, а это — целая вечность для того, кто живет в «здесь и сейчас». Кросс мчит нас через бескрайние поля, потом всхолмленные перелески. Сопки все круче лезут вверх, леса редеют, кажется, что земле, так же как и тебе, не терпится увидеть того седого Старца, что прозван бурятами Байгал Сагаан Далай. Пять часов езды, и после Еланцов внезапно и непоправимо распахивается эта глубиная Книга, бездонный океан Знания и эталон Вселенской Чистоты.

Крутой спуск к байкальскому берегу, шины потрескивают на мелком торосе, летим прямо посредине малого моря. Маленькой миниатюрой Байкала со всех сторон надвигается Ольхон («лесочек» в переводе с бурятского). Когда-то плескавшиеся о его берег волны застыли голубоватыми наледями — сакуйями на скалах, визуально оторвав весь остров от земли. Кажется, что Ольхон парит в воздухе. Так оно и есть на самом деле. В Книгах Огня сказано, что связывает его с землей одна тоненькая ножка, повторяя форму белого гриба. Сердце часто колотится в груди: узнаю ли?

Въезжаем на подстриженные под бобрик холмы. Яростный ветер Сарма не дает бурятскому названию острова до конца случиться — наступить лесам на западное побережье. Валуны проступают на голых склонах незнакомыми письменами. Ах, как хочется их прочесть!

Дверца машины наконец распахивается, и ты несешься навстречу простору в едином устремлении рухнуть на землю и замереть, слившись с чистейшим воздухом, морем и небом так, что начинает свербить в горле, слезы сами собой наворачиваются на глаза. Припадаю щекой к камню... Свершилось.

— Ольхон — это навсегда!

Была еще остановка в традиционном Месте Силы, заваленном бутылками и бумажным хламом, тут же — россыпи монет. Ну как же без них, если суждено временное расставание. Человек формально вносит энергетический эквивалент копейками, не веря в чистый импульс своего осознания, а зря...

Неуютно здесь как-то, зябко. То, верно, Место корчится, пытаясь от всех побочных продуктов социума себя отскоблить. Говорят, был случай, когда кто-то попытался собрать отсюда мзду себе на спиртное, а после лежал в больнице с поломанными конечностями.

- 4 -

На острове, несмотря на гонения, продолжает работу Аиинская Лаборатория. Ее дворовый сотрудник пес Филимон обнюхивает меня, милостиво разрешая почесать себя за ухом. А вот и Ками-Доминэй — на миг повисаю в его объятиях. Длинные вьющиеся волосы против летних, коротко подстриженных, и борода превратили его в цыгана, но, конечно же, это он — Ками-Доминэй из экспедиции лета 1999 года! Рядом — Радж и Лей. Они ничуть не взволнованны приездом мамы после долгой разлуки, собранно повествуют о школьных успехах и заботах домашних.

Аиинская Радость совсем другого, запредельного для земного человека свойства. Идет она из глубины сердца, переливается в гранях кристалла осознания, проливаясь в мир Светом. Это качество любого Аиина, сумевшего отшлифовать грани своего кристалла до ослепительного сияния. Как мне хотелось сразу туда, в этот блеск! Но голос Учителя откуда-то из небес прервал мои мечты: «Придется лет пять потрудиться, но сначала выстоять надо».

В эмоциях — все наоборот. Нахлынет радость порывом чувства, заштормит, накатывая в твой внутренний мир волну разрушения. Обессиленный и потерянный, остаешься ты на берегу коллек­ционировать былые переживания волне вослед. Явь текущего момента опять осталась за бортом. Ты все витаешь где-то в районе своей головы, между прошлым гребнем и будущей впадиной, убегая туда от нетронутой даже рябью глади вод, целостной пустоты своей. Это я пойму уже позже, когда окунусь с головой в испытания, расставленные барьерами на моем Пути Учителем.

А пока знакомлюсь с особенностями Аиинского быта. На подворье все основательно и прекрасно в своей простоте и совершенстве: обклеенный обоями чистенький туалет, такой и в благоустроенной квартире не всегда отыщешь. Забранные досками грядки. В доме, обыкновенном с виду, тоже все необыкновенно — светлые потолки, паровое отопление, проведенное от печки. А главное, так свободно и легко дышится, что вся усталость вмиг тебя покидает.

Еще в поезде Амедэйя призналась, что полюбила Ками только после прихода в Род, к Рикла. До этого он все чаще прикладывался к рюмке, поощряемый отцом Лары, хроническим алкоголиком, дело попахивало разводом. Потом заболело сердце, Ками прямо с больничной койки привезли к Аиинам на метеостанцию лечиться. Свершилось Начало. Пить и курить бросил одновременно и навсегда. Частые отлучки мужа вечерами в Аиинскую Лабораторию повлекли за собой другую крайность — сейчас из семьи собирался уходить Ками. В жене проснулось чувство собственницы — таким, свободным, она его тоже не принимала.

— К Аиинам я пришла на страхе, что потеряю мужа, — рассказывает Амедэйя. — А сейчас без них представить себя не могу, ведь и дети наши сами сделали свой выбор. Сказали Рикла свое «Да»! Что может быть прекраснее и чище двух Осознаний, двух раскрывшихся Зерен, устремленных в едином порыве Любви и Служения людям! Мы с Ками живем уже четырнадцать лет, а полюбили по-настоящему после прихода в Чертог Рикла.

Энергия эта струится по комнатам, проливается на кухне мягким теплым розовым свечением в центре между всеми нами, сидящими и стоящими.

- 5 -

Радж, сориентировавшись в моменте, тут же соображает для всех деликатесное кушание — хариуса под яйцом, а еще, сидя за столом, предлагает мне:

— Пошли с нами бормошить!

По-зимнему экипировавшись в Лееву куртку и валенки, уже в сумерках отправляюсь с ребятами на море.

С первых же шагов по Байкалу понимаю, что энергия его мне знакома! Это ощущение святости, незыблемости, вечного истока, но вместе с тем хрупкости и твоей ответственности за все происходящее на Земле дарили мне когда-то ледники Гор. На миг прирастаю ко льду, не в силах пошевелиться: Святой Бурхан распахивается передо мною, занимая полнеба и полморя. По преданию, здесь, в сквозной пещере, живет Хозяин: Дух-Хранитель острова. Да! Это Он улыбался мне с неба сегодня днем, заглянув в окно машины на миг. Проявил себя тогда среди облаков и умчался куда-то, отдернув занавес окрестных хребтов. Подарил глазам видение Байкала, будто оставил его на время своим заместителем.

— Здравствуй, Батюшка! — все ликует у меня внутри. — А ведь я тебя узнала...

Испрашиваю дозволения прийти к Нему в гости. Бурхан величественно молчит в ответ, успокоив на миг всякий ветер и шевеление. Значит, до встречи?!

Лунки у ребят уже сделаны (в каникулы на льду практически каждое утро). Деловито пешней пробивают они ледяную корочку, вычерпывают снежную крошку. Бормаш — тот самый гамарус, рачок-бокоплав, который хорошо знаком аквариумистам как сухой корм для рыбок. Здесь им лакомятся хариус, омуль. К ночи рыбу обычно подкармливают, а на утреннюю зорьку приходят с удочкой и специальным крючком без бородки.

Юные Аиины наперебой повествуют о названиях береговых скал, просто полюбившихся камней, про ледяные пещеры и про коньки, и самокаты на коньковых лезвиях. Тут они впервые (и считанные разы) предстают для меня обычными ребятишками, верные Аиинские рыцари без страха и упрека.

Дома ждет нас горяченная баня. Хотя тело после нее будто посыпано тальком, скрипит в чистоте, завтра решаю снова прикоснуться к водице байкальской, благо, что прорубь у начала поселка под огромной развесистой сосной уже благоустроена для этого. А ведь она горячее будет! Так и побратаемся...

Уже засыпая, вижу огромную пасть с белыми клыками. Страха нет, словно волшебной палочкой в своем осознании прошу ее закрыться, и вот уже перед глазами прекрасная черная кошка, но это уже из мира тонкого, мне пока не ведомого. А Аиины в нем как дома, пантера Уна — просто их друг и помощник.

- 6 -

Утро, и новый день заполнил перекрестки дорог. Сегодня нам по нему четко на северо-восток.

Мыс Хобой (клык, коренной зуб — с бурятского) — самая северная оконечность острова. Уже полгода вглядываясь в карту Ольхона, пыталась представить себе эту творческую Лабораторию Земли и Неба, место Аиинского Служения. А сейчас мы так просто едем к нему! Внутри гнездится давно забытое ощущение детского праздника. Вот только Радж не выносит езды ни в каком виде, выскакивает периодически из машины, возвращается измученный и зеленый. Никто из взрослых и вида не подает, что-то случилось. Он же говорит — «порядок», и мы едем дальше.

Снег на острове отсутствует полностью, скрадывая время года. Так и мчит «Нива» по этому безвременью через весь Ольхон в места заповедные. В машине семеро Аиинов, включая пса Филимона, и я, одной ногой в Роду стоящая, а вот вторую, эмоциями поросшую, все никак из социума не вытащу, хотя без Аиинов себя уже не мыслю...

Наблюдаю внутри столбик энергии, вдруг вырвавшийся из центра к горлу и застывший серебряной ниточкой. Амедэйя замечает:

— Вот и начались земли Аиинские.

До того гладкие холмы сменяются насыпями камней, то тут, то там отмечающими следы древнего жития. Машина сразу становится тесна, здесь нужно ногами и надолго!

— Площадь большая, поэтому пока на колесах, — успокаивает Ками-Доминэй мою прыть.

— Нужно побывать во многих местах...

Прежде всего — к Храму Верховного Жреца. Он же — Храм людей-Творцов, выработавших в Духе дар Мужества и Силы. Владыка мощи Земной Вселенной Отец Рода начинает здесь первое кольцо нашего освобождения. В Его Белом Луче живут те, чья Верность и Любовь стали непоколебимы, достигли незыблемой силы.

«Раньше однажды в столетие приходил сюда человек, чтобы получить указание Бога к труду на земле, — всплывает изнутри патетическая энергия, — а ныне — Аиинам Огненное служение явлено через Приход и Миссию Отца их, Рикла. Земля сохранена будет в формах Космоса».

Тропа вьется по самой береговой кромке скал, упирающихся в море. Ками-Доминэй останавливается на границе, когда-то отделявшей территорию Храма от остального мира:

— Слышишь?

Эмоции переполняют, душат меня так, что не дают сразу услышать содрогание правого сердца. После замечаю и остатки каменной стены, сровнявшиеся с землей в тысячелетиях.

Вот он, Храм Учителя нашего Рикла! Узнаю его по фотографиям... Сколько энергий призывалось сюда Владыкой! Сколько Аиинских Зерен раскрылось здесь к служению Свету! И сейчас белые, видимые даже физическому глазу столбы энергий тянутся с вершины Храма высоко в небо, растворяясь в его синеве. Замираю, не в силах сделать больше ни одного шага.

По левую руку от нас — Храм Любви, Храм Служения Красного Луча Владыки Иисуса. К нему приходили в стародавние времена Аиины, чтобы в формах земных очиститься перед тем, как предстать пред Верховным Жрецом. Осознание и меня влечет к нему неодолимой силой. «Твои искания в веках, твоя преданность Любви возвращает тебе здесь Любовь, все дышит Ею». Окно в стене Храма — Врата Жреческих Посвящений, как будто фильтрует окоем, охраняя и гармонизируя текущее через него в Храм Рикла пространство. Узенький перешеек сверху, на стене. Сажусь там, будто не касаясь земли. Огненно, словно сквозь увеличительное стекло, жжет макушку, просыпается какой-то чудной ритм в затылке и полное нежелание когда-либо отсюда уходить. Я уже пришла!

Спускаюсь ниже — глазам открываются следы рукотворной кладки, уже знакомой по Месту Силы на Алтае. Неровные глыбы также скреплены белым раствором, та же алтайская вибрация при более филигранном исполнении. На миг забираюсь в проем Врат, подставляя себя отфильтрованному Свету. И так отчетливо представляется мне бездна тайны в глубинах сих, начало всякого смысла, что неудержимая решимость несет вниз, к подножью Храма Верховного Жреца, чтобы прикоснуться, обнять, вдохнуть воздух теплых этих каменьев, свидетелей вневременной Мудрости, задохнуться от сердцебиения и понять: все, это граница, дальше — путь закрыт.

Свято!

Напротив Храма склон — словно цирк с трибунами, смотрится священным холмом когда-то виденного мной бурятского дацана, где в полнолуние ламы вершат свой обряд, и толпы паломников собираются к его подножью. Тут — чище, несказанно чище...

Да! Только такие Храмы остались в удел пробуждающемуся осознанию. Редкий купол или золоченая маковка несут лишь отдаленное напоминание тому, что вершится здесь ежеминутно: встреча Космоса и Земли, и ты оказываешься вовлечен в этот Поток, растворен в нем.

По северной оконечности острова будто космическим ожерельем нанизаны Храмы Лучей, где несут Аиины люду земному свою Чистоту, поют Гимн Космоса Единого в вечной семиголосице Его служителей. В них тебе так же, как Левушке, персонажу книги Антаровой «Две Жизни», открываются таинства Служения, вдребезги разбивая человеческий предрассудок разделенности трудов Земли и Неба. Проступают строчки этой удивительной книги:

«Освобожденный — это тот, кто мог так постичь Любовь, чтобы забыть о себе и служить только ей, где укажет Святое Братство». И еще: «Чистый сердцем встречает Любовь Живую. Познав Ее, уносит в Вечность свое осознание и проходит весь дальнейший путь как творческий сотрудник Истины...»

Да свершится!

Храм Желтого Луча Гармонии. Побывавшему в нем, говорят, приходит понимание, что невозможно жить без труда на общее благо. Человек становится тогда открытым к Творчеству истинному. Наблюдаем Его лишь издали. Аиины — Творцы по сути своей, в согласии с этим Лучом живущие.

Следующий за ним — Оранжевый Храм, с ним связаны все, имеющие ту или иную ступень ясновидения. Но это и Храм точных наук, космического Разума — второй своей Вершиной. Вечное Знание, доносящееся до Земли, другим путем прийти не может. Поэтому любой математик, поэт, композитор, прежде всего ясно видит, слышит, свидетельствует Его, а потом уже воплощает в формы, Земле присущие и человеку понятные. Как же хороши его оранжевые склоны узорами лишайника, точно мыслями-образами усеявшие наш путь! Здесь служит человечеству Жрица Храма Оранжевого Луча Амедэйя. Она работает. Я опять чуть все не порчу, карабкаясь куда не надо по оранжевым, будто облитым краской, валунам, поддавшись велению своего эмоционального сердца.

Великолепный оранжево-зеленый контраст соседнего распадка привлекает внимание. Там, на самом мысу, смотрящем в море, лики трех братьев держат пространство. Взгляд их через Времена устремлен к Верховному Жрецу. Завидное постоянство! Не в пример многим, бывшим рядом с Учителем и скатившимся в разрушительный социум...

Зеленый лишайник на скалах обозначает место Синего Храма Космической Мудрости. Владыка Уоми направляет отсюда воспитание народов Земли, движет Мудрость и науку воспитания вперед. Жрица Таиия принимала здесь Посвящение. Каким-то шестым чувством я знаю, что это и Храм служения Ками-Доминэя. Прикасаюсь вслед за ним к Камню, охраняющему вход в Алтарный Зал. Очищающий холод пронизывает все мое существо через руки, проливаясь в центр. Колени прирастают к земле и очень тяжело подняться. В недрах этой пещеры хранятся оригинал-макеты всех Аиинских Книг Огня. Наверное, колени мои чувствуют и их тоже.

Рядом основанием погружен в светлые байкальские льды Храм Духа Рода, обликом Сфинкса льется в пространство. Летом, говорят, у его подножья — любимое пристанище байкальских нерп, сородичей Аиинских!

На следующем мысу расположен, лесистей прочих, Храм Фиолетовый, замыкающий спектр. В этажах его — все формы религий и обрядов, лишь бы несли они Любовь и Свет. «Нет большей трудности, чем исправить кривизну религиозных заблуждений, здесь человеческое сознание наиболее личностно и упрямо. Только на самом верху просвечивает единение всех без различия религиозных форм. Истина — одна, путей к ней много», — напутствовал когда-то Левушку в Храме сием Владыка Луча Фиолетового Сен-Жермен. Да, это один из самых массовых и популярных Лучей на сегодня. И часто оказывается, что не одно воплощение блуждает человек в трех соснах Его. Видно, поэтому и леса на склонах Храма столько...

Храм Зеленого Луча не явлен еще готовностью Жрицы к служению в формах земных. Рикла терпелив в своем труде.

Представляю, каким великолепием явлены эти Храмы видящим! Каждый Храм изливает в Пространство лучи и кольца всех цветов среди моря Огня собственного...

Заезжаем поклониться Дереву Рода — летописцу в три обхвата. От него пошли все остальные сосны, раскинувшиеся вокруг. Изгибы стволов и сучьев — та же книга судеб и свершений Аиинских, ибо беспристрастный свидетель, дерево это, чисто в своем осознании, вот только кто расшифрует его арабскую вязь?

Рядом — гряда камней. Пока три наших младшеньких: Фил, Радж и Лей в упоении катаются по покрытому настом снежку, такой редкости на острове, иду к туру с флагштоком, сложенному (уверена внутри) Рикла. Неведомая сила сгибает напополам. Амедэйя потом пояснит, что была я на границе Аиинского кладбища. Именно его энергия так бурно отозвалась в центре. Как знать, может быть, прошлое воплощение посылало так через века привет мне нынешней?.. Неведомо. Но уже знаю ключ. И он — на дне моего осознания.

- 7 -

Чтобы что-то осмыслить в себе, лучшего места, чем пески, не сыскать. Говорят, все оно пропитано Аиинскими слезами. То один, то другой человек убегал сюда из Лаборатории после проведенной ему Учителем или сородичами энергии, чтобы потопить в зыбком здешнем безвременье гром и молнии своих взбешенных мозгов, прогорев, возвращался на метеостанцию умиротворенным, обретя целостность и иммунитет против любой житейской бури, самого изощренного испытания социумом.

Песок течет по моей ладони, сколько же здесь зернышек — живых зародышей осознаний... Когда-нибудь обернутся они сначала блестками, усилив кристаллические свои качества, позже живой кровью и плотью, наращивая все новые спирали огненного осознания, усиливая в себе его лучистые свойства. И все тот же Учитель — Огонь Космоса Единого, приняв правила уже новой Игры, формы новой планеты, где осознаниям этим явлено прорасти, будет бесконечной Любовью питать эти зернышки, помогая им раскрыть затаившуюся за формой Огненную Суть. Дарить понимание, что Мир, Вселенная — не путь уничтожения и возрождения, но Путь Эволюции, где нет иного принципа, кроме вечного совершенствования.

Сосны, лиственницы ползут по песчаным дюнам на воздушных корнях, образуя целые колонии, сказочные поселения, вместо обычных, отдельно стоящих дерев...

Песок текуч, пропускает через себя что воду, что время, что энергию. Кажется, это ты сам проваливаешься в его мягкие лапы, обернувшись лиственничным городом ненужных никому многоэтажных дум и былых поступков, становишься процессом, льешься в узенькое горлышко его Величества — песочного времени, чтобы понять и завоевать то «вечное сейчас», которое тебя сюда привело. И он великодушно забирает тебя у самого себя, обращая человека — чистой энергией. Ты же, свободный и пустой, летишь обратно воздушным шариком, пустой лодкой несешься по ледяному ветру и морю. И частокол сверкающих сосулек исполняет мимоходом песню заходящего солнца, проигранную на ажурных хрустальных боках. Взгляд твой касается, скользит, пронизывает все это, присутствуя, но не участвуя, участвовать некому. Ты — наконец-то пуст!

- 8 -

Дни неслись на одном вдохе. Мы набирали энергию. Был радостный и благословенный Аиинский труд: стены, окна, кухонная утварь, к чему только ни прикоснулись наши руки за эту неделю, доводя все это до сверкающего состояния, достойного служить Аиину. Работа кипела иногда заполночь. Дворовый дизель, вырабатывающий электроэнергию, тарахтел вечерами, соучаствуя в нашем Творчестве. Рыбзавод, освещавший раньше весь остров, сейчас оказался несостоятельным обеспечить светом даже себя. Личные движки, у кого они есть, гоняют по большим праздникам, в крайнем случае — по воскресеньям. Занятие это не из дешевых, вот и сидят люди без света, а тут такое расточительство... Но у нас всего семь дней...

Семья Аиинов в крошечном поселке — постоянно у всех на устах, вроде местной достопримечательности: то муж в летнюю страду месяцами отсутствует, то жена, мгновенно собравшись, улетает куда-то в дальние края. Чтобы не давать лишнего повода для сплетен односельчанам, Амедэйя и из дому практически не вышла за неделю подаренного ей с островом свидания.

Два месяца ее отсутствия мужчины стойко несли вахту домашнего хозяйства, близко не подпуская к нему даже родную бабушку. Это помимо своих основных, трудоемких обязанностей: рыбалки и школы. И хотя чистота на подворье была, на мой взгляд, почти идеальная, Амедэйя видела и счищала тряпкой и метлой все новые и новые пятна на ауре дома, сжигала кипы ветхого белья, бумажной макулатуры, сажала рассаду, устраивала стирку за стиркой. Успевала управляться она еще и с коптилкой, каждый день загружая рыбой. Омуль, доведенный до кондиции, с золотой корочкой, стоил уже эквивалентно вложенному труду и был основным источником дохода в семейный бюджет. На ребятах по-прежнему оставались все их обязанности: очистка стайки, две коровы, еда собаке и коту Барику, вода, две печки, шишки и опилки для копчения, разве что с пищей теперь управлялась Амедэйя. Радж констатировал факт: с приездом мамы работы прибавилось. Старшие Аиины выполнения возложенных на мальчиков дел требовали безукоснительно. Помню, как Ками вытаскивал Раджа из постели в двенадцать часов ночи варить Филу еду, наставляя, чтоб не забывал ближнего своего в каждом дне. Плюс - ночная работа на тонком плане всей семьей.

Полная сокрытость от социума, что при тысяче с небольшим населения острова, — тоже задача не из легких, особенно для ребят. Когда для всех, включая бабушек и дедушек, вы — Витя и Валера, и лишь дома и навсегда — Аиины.

- 9 -

По-новому увиделась мне на острове эта извечная проблема отцов и детей. В обычной человеческой жизни сводится она к конфликту мысли (для умудренных житейским опытом) и чувства (юных), но в обоих случаях к тому же колыханию дуальных, земных миров. В энергиях все меняется коренным образом. Существует или полное неприятие (когда кто-то вдруг отмежевывается от семейного эгрегора), или чуть теплящееся до поры до времени снисхо­дительное: «чем бы дитя не тешилось»...

Речь не идет о семьях Аиинов, где царит относительная гармония младших и старших. Счастлив ребенок, родившийся и живущий в этой гармонии буден, в вечном «дуновении вдохновения», не страшны ему никакие человеческие бури.

В социуме — далеко не всегда «отщепенцами» оказываются молодые. Иногда родители гораздо быстрее расправляются с принятыми в обществе штампами жизни.

Саадха и Кросс, стройные, подтянутые, всегда улыбающиеся, выглядят моложе своих дочерей, зацикленных на мире проявлен­ном. Танюшку, старшую, Аиины лечили когда-то от врожденного недуга. Началось выздоровление, пошел духовный рост, девочка набирала энергию, уже участвовала в Небесном Творчестве, вся светилась пробудившейся красотой. Но, видно, рано открылся ей этот Вертикальный Мир, падение стало не менее стремительным. Обострилась карма. Как следствие — вернулось косноязычие и абсолютное нежелание работать. Хотя жить «красиво» (по ее меркам: авто, рестораны, кавалеры) — желание огромное.

— Да, карма у нее не из легких, — скажет Учитель, — но сегодня она так видит свое будущее, пусть будет так. Это поможет ей быстрее сгореть и приблизиться к первой ступени моего Храма.

Апофеоз непонимания и шквал агрессии (плохое на Ольхоне, так же как и хорошее, принимает острую форму) проявлен в отношениях с родителями Амедэйи.

Папа перебрался на остров вслед за дочерью, но образ жизни, как подобало бы для этих чистейших, отмеченных Богом мест, не сменил. Мало того, что продолжал беспробудно пить сам, спаивал еще и сына, и зятя — будущего Ками.

— Пил, и еще как, — рассказывает историю своего бытия Ками-Доминэй. — Я тогда и не знал, что этим он разрушает мою целостность, а потом использует обезволенного алкоголем для своих потребностей.

Так вот, этот самый папочка, осмысленно действуя в иной реальности, чуть не отправил дочку на тот свет. (Он видит энергию и в пьяном угаре зачастую беседует с каким-то старичком тонких свойств, пока не заснет). Амедэйя носила тогда во чреве своем новую жизнь, будущее Аиинское осознание, и приснился ей сон, что навалился батя своим толстым животом на нее, будто задушить хочет, толкнул хорошенько. Наяву — дочь упала с кровати, случился выкидыш, да с такими осложнениями, что еле довезли тогда до Еланцов на машине. Катетер, пропущенный в кровеносный сосуд, оборвался, вошел в самое сердце. На том злоключения не кончились. Началось заражение крови. Амедэйя в клиническом смысле была уже безнадежна. Тогда вмешался Учитель, подарив Амедэйе второе рождение. Причем работал на физическом плане прямо в больнице, чем шокировал врачей. А потом исчез бесследно, хотя кое-кто с ним хотел встретиться.

Родитель ее злобствует и по сей день, тесно связан с известными кругами, вынудившими Аиинов временно покинуть остров.

- 10 -

«Почему Аиины острова окружили себя такой тайной?» — вопрос, конечно же, не праздный. Ведь была на Ольхоне открытая лаборатория Земли и Неба, доступная любому пробужденному осознанию. Все новые и новые люди приезжали, вставали там на Путь Труда в мире физическом и духовном, и был один проводник разнообразному Творчеству их — Огонь Космоса, Огонь Единый!

Практически каждый, с кем довелось мне говорить на Ольхоне, на первых же оборотах нашей беседы интересовался, знаю ли я Отца Георгия и людей с метеостанции (так здесь называют Аиинов: видно, книги «Огня Космоса Единого» прочесть недосуг, так и лежат невостребованные в местном музее). И, не дожидаясь моего уклончивого ответа, начинал цепь все новых и новых повествований — событий из жизни Рода и его Верховного Жреца Рикла.

Вот Он один на один с удочкой и морем, тремя первыми Аиинами, доверившими Ему свои жизни — и целым миром людского неприятия и непонимания, испрашивает соизволения на хариусов, омуля, да нет, на что придется, даже широк. (Находясь в формах Земли нужно принимать Ее правила — чем-то питаться!) Вот в лесу отыскивает белые грибы, которых даже старожилы острова не припомнят. Идет с колуном по дворам или собирает бревна после шторма на берегу моря. И как мучаюсь я после этих рассказов, что не было меня с ними, сородичами моими, в те, самые трудные и невообразимо прекрасные времена, когда Род Аиинов становился на земные ноги, и как благодарю Творца, что рано ли, поздно, но послана мне была эта встреча!

Практически половина жителей острова — пациенты Аиинов. Что ни слово — теплота в голосе, светлеющие лица. Но сквозь них проступает роковое свойство этого дуального мира страстей человеческих, где всему найдется свое противоположение: любовь влечет за собой ненависть, дружба — вражду, если не подняться к их общему подножью... Увы, выше — это уже не для нас, это уже Вознесение. Так и держимся за подводные камушки, пребывая в мутной водице застоявшихся человеческих предрассудков. А надо-то всего — руки отпустить, вода сама вытолкнет тебя на поверхность и откроется Мир, где уже нет места предательству.

Большинство островитян, поразмыслив из своих подводных глубин, решило, что «белое братство» (так они окрестили Аиинов) — это плохо. Учителю с его учениками пришлось покинуть Место Силы, но это не означает, что Творчество утрачено. Лаборатория на острове жива, хотя и сокрыта теперь от глаз людских. Придет время, и снова потекут на Ольхон люди встречаться с осознаниями своими, принося Огню самое дорогое, что есть у них — человека в себе...

А пока чистейшие эти места дарили меня энергией в суровых, на взгляд обывателя, буднях. И какая в этой простой трудовой жизни была растворена гармония и красота! Даже ступая по крупно­песчаной земле ольхонской невозможно было запачкаться! Кажется, так до конца дней уже не нужно тебе и лучшего жребия ...

Но лучшее было впереди: весь день провести на байкальском льду под песню ветра и музыку звуков трескающего льда — Творчества Владыки Стихий Мороза!

- 11 -

В одно из утр старенький, тридцатых годов «газик» мчал нас от острова к гольцам на материке, по всему малому морю. Расстояние в восемнадцать километров скрадывалось ширью неба и горизонта. В носу было щекотно от морозного этого солнечного денечка. Вся немочь осталась где-то очень далеко, в той, мирской, прошлой жизни. «И воздух синь, как узелок с бельем у выписавшегося из больницы», — подтверждал Пастернак мое настроение.

Подводные хребты с вершинами-островами, выступающими над поверхностью, разделяют акваторию Байкала на знаемые лишь островитянину поля лова. Промахнешься — и сеть запросто можно потерять, зацепится — не достанешь. Все рыбаки знакомы с подводным рельефом чуть ли не лучше, чем с островным. Двенадцать концов сетей по девяносто метров каждый сгруппированы у трех лунок. Целая система веревок позволяет проверять и вновь опускать снасть на глубину в среднем пятьдесят махов. У братьев Власовых в бригаде, куда я попала, сейчас максимально все механизировано: веревки таскает машина, она же затаскивает сеть обратно, после просмотра. Еще год-два тому назад Учитель «негром» ходил в этом составе, управляясь с веревками вручную! Бузлуки — на ноги, бечеву — на плечо и пошел... Так собирались средства на первый том Огня!

Ками-Доминэй пешней освобождает водицу из ледяного плена, на миг застывает в Небесном Творчестве, молчаливой молитве своей и, весь лучась Светом, уходит к следующей лунке. Я припадаю к обжигающей бирюзе. Вот он, момент, когда из пучины моря возникает, нереальная, как видение, белая снасть с блестящими торпедами омуля, главного байкальского чуда. Чуть удерживаю себя от желания нырнуть ей навстречу. Говорят, были здесь Аиины, проходившие трудотерапию морем, осуществившие таки сие намерение, искупавшиеся в проруби-приборе, правда, не по собственной инициативе, но при отсутствии энергии Внимания.

Полная слаженность действий, отсутствие лишних движений, на огромном льду все выверено до миллиметра. В работе этой угадывается тот же филигранный Аиинский почерк. Брат Ками Сергей — несостоявшийся Аиин. Когда-то был ему явлен через Рикла импульс из Космоса, да «здравый смысл» перевесил в тот момент человека в нем. К Огню прийти никогда не поздно! Любуюсь красотой раскрывающегося передо мной Земного Творчества — р ы б а л к и.

Две палатки ловко вырастают над лункой-прибором, затягивают брезентом солнечный денек и весь белый свет. Уютно фырчат печурки с обеих сторон, ветер тщетно похлопывает брезентовые бока, не в его силах помешать глубинному действу. А вода! Она просто расцвела в полутьме нашего шатра всеми оттенками того, алтайского, нет, просто чистейшего голубого. Из дырок на крыше небо проливало в воду лучики, и она украшалась в толще своей фиолетовыми ноготками. Все это проживалось «в моменте». Давно заведенный ритм работы не оставлял времени на любование проникновением друг в друга стихий. Мало того, мои не привыкшие к скользкой чешуе пальцы (это называется «выщелкивать рыбу») только тормозили труд остальных рыбаков. Самым трудным оказались ширки — мелкие, в пядь росточком бычки, окутанные слизью. Нет чтобы просто попасться, так они оставляли вокруг себя заплетенную сеть — титку. Чем мельче рыбешка, тем больше титка. Сплошной головоломкой было их распутывать. Просматривалось полное соответствие этой неблагодарной операции человеческому тонкому плану. Не так ли мысли, что эти ширки, застревая внутри наших аур, заплетают плавное, целостное течение энергии в них, рождая блок — титку, подставляя тебя под удар подобной мысли-формы, которую сжигать потом да сжигать Учителю...

Розовые прокотусы, близкие родственники широк, сразу были наречены моими дружками. Они без конца приводили в изумление своими широкими улыбчивыми ртами, так и виделось, как передвигаются существа эти по дну, шевеля маленькими нижними плавничками своими, что детскими ручонками. Прямо рыбьи щенки с гравюры Добужинского!

Ну и, конечно же, гойи Байкала, коренной его житель — Омуль: тут и ходовой большеморский, черный, и местный.

— Даже еще не попав в сеть, только тронутый человеком, всплывает он кверху брюхом, — рассказывает про его характер брат Ками Сергей.

— Вот это гордая рыба! — вторю его многолетнему восхищению перед Чудом Природы.

— Не гордая, а свободная, — поправляет Ками-Доминэй, — не знает она этих понятий человеческих, как гордость, самость...

Неписаным условием существует вечный договор рыбаков с миром пернатых — несколько мелких рыбешек остаются у лунки, когда мы уезжаем к следующей. Вороны и чайки прилетают уже заранее, сидят невдалеке, знают про угощение. Да и из краев своих теплых на Родину возвращаются задолго до того, как сходит лед, — не даст им пропасть человек, Любовью своей обогреет!

Какая рыбалка без ухи. На Байкале уха особенная: рыбу чистят только снаружи. Омуль для этого выбирается с жирком, варится считанные минуты в соседстве с самодельной приправой с ольхонских огородов, источающей пряно-лимонный аромат. Составные части приправы не диагностируются, как и все совершенное, они переросли в единство вкуса и запаха, утратив собственную значимость.

Густой, ничего общего не имеющий с рыбным вкусом, взвар насыщает тебя уже с первых ложек, а впереди еще целая рыбина и полный котел. Но как-то само собой все перекочевывает в желудок с потрясающей усвояемостью.

Дело, конечно, не в ней, а в том, что вкус и все естество этой ухи — Аиинские, и я старательно и бережно (на хлеб, чтобы не расплескать) глотаю эту влагу и рыбью плоть, как целебный эликсир новой, распахивающейся жизни. Вкусу и состоянию этому еще питать и питать меня после, энергетически, на дальней таежной тропе, хребте горном, да мало ли...

Незаметно летит время, день сворачивается в один час, и мы уже на обратном пути. «Газик» — трудяжка разбивает ледяную крошку, лихо проскакивает трещины, направление его прямо на Бурхан.

- 12 -

С Бурханом отношения складываются особые. Он хранит мое пространство во время окунаний. Леденящий, обжигающий лицо ветер чуть было не убедил их оставить, но попросила Бурхан об одолжении. Теперь утром — полное спокойствие, путь к проруби открыт. Для колорита еще восходящее солнышко с двух сторон в радугу убрано! Конечно же, я бегу к Нему при первой же выдавшейся свободной минуте.

Бурхан — как Бог Времени, двуликий Янус: темный со стороны Хужира, оранжевый — к Хобою, поблескивает слюдяными камушками — Огня искорками.

Обилие надписей на его боках вызывает внутри у меня негодование:

— Прости им, родной, ибо не ведают, что творят!

Бурхан бережно затихает, озаряя мое, распластавшееся у его подножья тело неземной благодатью, теплом и полным покоем в кольце из разнокалиберного ветра по всей округе.

И тогда я снова открываю глаза и вижу уже другой Бурхан, где все пространство соткано из сонма кипящих частиц Света. Он странным образом пробуждает тебя, нового в этих спиралях, вовлекая в свое движение, где ты себе уже не принадлежишь.

На самой вершине Бурхана расположился, устремленный лицом на запад, Воин. Соседние с ним камни — тоже все лица, льнут к тому, первому. Аиин Лей раскрывает мне их тайну. Давно уже пьяные пожарники, развлекаясь, вылили на Вершину святой скалы целый самолет воды. Птицы и птенцы сразу погибли, и даже камни не выдержали, накренились все, кроме одного. Он-то и помог другим камушкам подняться...

Надо бы на макушку Бурхана сходить, им поклониться, да мы все оттягиваем. Накануне отъезда Амедэйя, просмотрев тонкий план, сообщает, что не видит нас наверху.

— Иди к Бурхану и смотри сама, — заявляет мне.

Я просто не знаю как, никогда этого не делала раньше. Стоило только лечь на полюбившееся уже место под отвесным склоном, как видение Бурхана ледяного, с прекрасными прозрачными сталактитами, вырастающими из-под земли, наполнило меня до краев. Картина, хотя и очень красивая, была ясна: не время сейчас, Бурхан закрыт.

Еще по пути к бухте Шаманке, вскарабкавшись на скалу Витязь, наблюдала серебристый шарик энергии, уютно устроившийся между Воином и его сородичами на скалистой вершине Бурхана. Надо глянуть еще с другой стороны, где были раскопки. Там снова вопрошаю Хозяина Ольхона о возможной встрече. Восходящий ток по позвоночнику красноречивей любых слов: «Да, конечно же, мы — вместе!» Вершина здесь совершенно ни при чем, — будешь ты на ней или нет.

В ликовании несусь под угор, к самой гальке, приграничной с водой, как бы стопе всей Скалы. Белый камень небывалой красоты, переливаясь в многочисленных своих кристаллах Светом, оказывается у моих ног. Знаю, что это — подарок Учителю от Владыки Бурхана, я — лишь посредник.

— Спасибо! — кричу Ему на прощание, ветру наперекор, — спасибо и до свидания!

Самый короткий путь до поселка — по морю. В толще льда чего только не произрастает: образы и формы по богатству не уступают летнему растительному царству или миру подводному. Все эти песни ветра, воды и воздуха находятся в непрерывном изменении, трансформации. Не так ли на той Планете текучих форм, где когда-то набирало опыт осознание Рикла?!

Иногда маленькие смерчи подхватят ледяную пирамидку, взметнут в небо, расшвыривая хрупкие плиточки, как лепестки ромашки. Некому гадать на них. Здесь нет исполнителя, все одно - Творец и Творение. Тебя здесь тоже нет, ты растворен и только так увидишь!

Уезжая, мы еще раз, уже все вместе, зайдем поклониться Бурхану. Стена ветра вокруг всего острова сделает тогда его очертания зыбкими, будто плывущими, но, широко расставив ноги, чтобы не сдувало, мы как будто до сих пор стоим там, на краю скалы, открытые Свету энергии Космоса.

- 13 -

Долго будет завывать верховой ветер навстречу, накрывая машину с головой зарядами снежной пыли. В небе остров вывесит флаг с огромной серебристой буквой «х» нам в подарок, на прощание. И вослед знамени взметнется изнутри, в мятежной круговерти, строчка стихотворения Тарковского: «И смысл его был непонятен, а если понять — не сберечь». Засветится вечным напоминанием твоей обретенной пустоты. Так что окажется, вроде и не буква на воздушном полотнище том проступила, а такое вот движение энергии, его я просто засвидетельствую...

Останется тогда уже самая малость. Попрощаться с этой державной Красотой, заповедным воздухом, поблагодарить за дарованное освобождение.

— До встречи, Байкал! Просыпайся скорей, в голубых своих водах, лазоревых багульником берегах!

Не доезжая Еланцов, машина остановилась как вкопанная. Амедэйя, просмотрев ситуацию, сообщает:

— Это ненадолго, на дороге авария. Нас просто остановили.

Действительно, шофер обогнавших нас «Жигулей» быстро поможет Ками справиться с каким-то засорившимся шлангом. Уже под самым Иркутском суета людей на обочине обозначит место происшествия и разбитый автомобиль в кювете. А мы уже дальше по автостраде, все ближе к Центру, к Учителю. Разговариваем с Ним по телефону, собравшись все вместе.

— Ну что, принял Ольхон? — доходит очередь и до меня.

Загораюсь восторженным словоизвержением, сетуя на недельный миг, промелькнувший так незаметно.

— Вот и возвращайся на остров, до конца твоего отпуска еще далеко! Амедэйя одна дальше поедет.

— Я бы вернулась! Но как же наша встреча? Ведь я так хочу Тебя видеть!

И в очередной раз мое неуемное желание видеть Учителя становится на пути между нами.

— Знала бы ты, как Я хочу на тебя посмотреть! — подольет Рикла масла в Огонь моих эмоциональных метаний, а потом кратко сообщит, что путь мой лежит в сторону дома.

В Москве (город этот нас, напитанных чистейшими Байкальскими энергиями, сразу приводит в болезненное состояние — слишком силен контраст и разность вибраций) ситуация несколько улучшается: с Амедэйей едем дальше, таково дальнейшее начертание, полученное от Учителя. Это совсем не означает, что я увижу Рикла, со мной происходит то, чему я соответствую на текущий момент.

Огненный Луч разнес по земле весть: «Пора просыпаться!» Весна наступала безудержно и стремительно. За окном вагона мелькали белые мазанки с распускающимися садами. Отвыкший от тепла глаз принимал белопенное цветение это за снежное оперение кустов и деревьев. И еще казалось все происходящее со мной, перемещавшейся из одной части света в другую, из зимы в лето, вымыслом, фантазией, прекрасным сном, из которого так не хотелось возвращаться...

Жаркое весеннее солнышко проливало свой Свет на оттаивающую Землю, преображая все живущее и говорящее, сокрушало ледяные стенки — ранжиры рациональной организации, топило многолетние сугробы постылой обыденности. Зерно мое, тот самый запорошенный житейскими вьюгами кристалл осознания, неисповедимыми путями, прокладываемыми Учителем, тянулось к Огню, расцвечивалось Его Лучами, обретая былую прозрачность. Теперь уже не нужно мне было видеть Рикла. Он был во мне и со мною!

- 14 -

Потом была новая сердечная Аиинская встреча на вокзале. Таиия и Дилиитий подхватили наши сумки, окружили защитным кольцом наши, отвыкшие от толчеи крупного города, персоны. И снова был Храм, теперь уже рукотворный. Храм Отца, звучащий в каждой дощечке своей: буковой, ясеневой, березовой, дубовой, высокой Аиинской вибрацией, так что и обычный жилой дом, и гарь города не были тому звучанию помехой. Мы с Таиией просто жили в Нем. И жизнь эта представляла собой то самое, не раз различенное мной на Байкале непрерывное «вечное сейчас». Не было в ней переходов от Неба к Земле, как нет его во всем сотворенном, всякое Творчество — Земное ли Небесное — было едино. Жизнь пронизывала и связывала все сущее. Осознанием этого Единства ты погружался в Поток, даже физическим зрением наблюдая расслоение воздуха, когда контуры предметов оплавлялись, формы растекались сами собой. И это тоже была Лаборатория, где снова были уроки. Уроки Учителя.

Каждый день начинался с тщательной уборки помещения.

— А под ковриком ты помыла? — интересуется Таиия.

Потупясь, сознаюсь, что тряпкой прошлась только по его периметру. И, как крапивой подхлестнутая замечанием Жрицы: «Так ты еще долго Учителя не увидишь!» — больше уже ни на что не отвлекаюсь мыслями, сосредоточенно протираю самые непроходимые углы нашего сияющего чистотой и последним словом техники жилища и места служения.

Творцами этого, расположенного в центре большого города, Храма тоже были Аиины. Сначала годами собирали средства, после руками своими обращали мечту в действительность.

Пол, набранный из мелких досочек на его поверхности, распускается подо мной пирамидой дивной красоты.

— На каждый лепесток из паркетных брусочков у Дилиития с Аллизархом уходил целый день, — восхищается трудом сородичей Таиия.

Боязно ступать по такому полу!

Лучи виденных мною Храмов Байкальских бороздят гладь внутреннего взора, перекликаясь с этими цветными ясеневыми дощечками. Красный — желтый — зеленый — оранжевый — фиолетовый — синий — белый — бирюзовый, восемь раз каждый в этом символе бесконечности повторенные, застыли в лепестках — треугольниках, чистят тебя как первый встреченный на их пути разрушительный вираж, а дальше — разрешают на своих гранях великое множество ситуаций людей, групп, стран и континентов. Пирамиды-купола, что построены на энергии осознания посвященных Аиинов! Звезды на их Вершинах, проливая Свет в гущу земных событий, Лучами своими свидетельствуют:

— Да! Земля будет сохранена в формах Космоса! Она очищается, труд Аиинов тому порукой!

Лежу в задумчивости на полу, устроившись на границе белых лепестков у самого края пирамидного геометрического узора. Уж не Бурхан ли это приютил меня между двумя своими горбами? Пространство расцветает серебристыми брызгами — частицами Света, кружащимися в фиолетово-прозрачном мареве воздуха.

На втором этаже Храма, врезанном в четырехметровую высоту потолков обычной однокомнатной квартиры Мастером Дилиитием, расположена маленькая компьютерная лаборатория. Здесь творятся Аиинские книги. Не дай Бог подойти кому-нибудь к Сан-Рии Рикла, пребывающей в верстке оригинал-макета. Техника сразу начинает капризничать, защищая свое пространство от новой вибрации. Книги Огня уникальны тем, что пребывают от замысла до типографского станка в руках Аиинов без посредников (т.е. чужеродных вибраций), многократно усиливают чистый заряд бело-фиолетового Пламени, расчищая дорогу Огню Космоса Единого.

Разнообразных эзотерических книг в Храме — изобилие. Это и Рерихи, и Блаватская, и Ломовцев, и ранний Наумкин. На боковой полочке стоят книги-«пациенты»: «Эксодус», Виссарион, г-жа Тимофеева, Марченко, Ульрих, Платонова, Душкова... — присылают их Аиинам со всей страны. Прием в этом канале недавно открывшегося Аиинам Творчества ведет Рикла — дает детально проработанный тонкий план писаний сих. Ну и достается же этому «левому флангу»... Болезни у писателей, как правило, запущены, без сильнодействующего Огненного Слова Рикла не обойдешься!

Сердце замирает внутри: да это же Знамя Мира! Скромным полотнищем свисает оно с одной из полок. Да, то самое, что было с нами на Алтае! А как сильна, как красива стала его, прикоснувшаяся к Рериховскому Камню вибрация!

С Учителем беседуем по телефону. Сетую Ему на то, что пыталась сжечь случившуюся разрушительную ситуацию, как бывало, накрыв ее мысленно огненным платом, а он, обычно так явно видимый, здесь чуть проступает.

— Ты забыла, где находишься, — смеется Рикла, — среди чистых вибраций Храма не живет негатив, все сгорает само собой!

Знаю, что Он где-то рядом, Учитель мой Огненный, в том же городе, но уже абсолютно бесстрастно пребываю в случившейся вдруг Пустоте. Десять минут ходьбы оказываются, порой, дальше, чем пятьсот с лишним километров, где явлена будет наша встреча.

- 15 -

Мы с Таиией уже по пути в Харьков. Случилось так, что город этот пробудился раньше прочих и был услышан. Огонь шел к нему навстречу.

Снова вокзал, взгляд выхватывает из толпы встречающих прекрасное одухотворенное лицо женщины с пепельными волосами. Да, это все они же — сияющие Аиинские глаза! Знакомимся: Анааида — шагнувшая в Огонь. По годам она как раз, как моя мама, нет, оказалось, старше. Но помню, перед отъездом Учитель провел мне энергию: «Никаких «Вы» с сородичами! «Иду на Вы» говорили, когда войной шли на врага. «У-Вы» — это у Тьмы, «У-Ра» — у Света». Сметаю внутри себя загородки возрастных социальных нелепостей: «Давно ты пришла к Аиинам?» И Анааида пускается в воспоминания. Про Рикла и книги Огня услышала впервые от своего групплидера Данова. Сначала он всем рекомендовал читать Рикла, приносил на группы первый том «Огня Космоса Единого», потом, когда Огонь вплотную приблизился к эго, — запретил все четыре тома сразу.

— Но к тому времени я уже нашлась бесповоротно, — с тихой радостью в голосе сообщает ставшая мне сразу такой родной женщина. — Второго апреля, в Храме, случилось Посвящение мое в Род. Накануне, в медитации, видела желтого цыпленка, выпрыгнувшего из густых сумерек, — слезы набегают на ее глаза.

А какие Анааида пишет стихи! Они приходят к ней в вибрациях яснослышания — трепетные, жаркие пламена Неба, пусть даже сложенные из немного простоватых, но хрустально-чистых, пробирающих ознобом строчек:

«Мирозданье тихонько качает дорогую Планету твою

И с тревогою шепчет: «Проснитесь,

не проспите вы Долю свою»...

Сердца наши, озаренные Огнем, стучат в едином устремлении служения Свету!

У Анааиды дома теперь будет Аиинская Лаборатория. Людмила (Аиия) уже проводит целительский сеанс. Как я рада нашей встрече! Только вот так сложно называть ее земным именем... Люда.

— Вибрация имени Аиии работает теперь в Космосе отдельно от сознания Людмилы, поэтому, вызывая ее к жизни своим изреченным словом, усиливаешь вовсе не Люду, — проведет мне позже Учитель энергию по этому поводу.

Хозяйка в лучших традициях социума хлопочет, кажется, обо всем сразу: готовка, глажение, мытье полов, магазины... Таиия показывает энергию, которая стоит за этой рядовой ситуацией, когда-то она проживала подобный опыт:

— Теперь я вижу, как моя суета, когда впервые попала на Ольхон и везде норовила сунуть свой нос, мне твоей, Анааида, энергией возвращается! Как тогда говаривала матушка-настоятельница Аиия: «Авейна поесть даже спокойно не даст!» Не мешай другому набирать силу, выполняя то или иное домашнее дело. Перехватывая чужой труд, ты разбиваешь Поток, ослабляешь этим и его и себя. И это вместо того, чтобы падать в Пустоту, открывшуюся после Посвящения: двадцать один день, отпущенный на погружение, еще не прошел.

У меня свои проблемы: целый день не подпускают к раковине. Кто-то принимается за мытье посуды раньше, чем я выйду из-за стола.

— Это тебе твоя энергия возвращается. Ты у Павла тяжелую сумку с книгами отобрала, унижая его мужскую суть, теперь с тобой другие расплачиваются тем же!

Аиинские университеты не прекращаются ни на минуту. Только сейчас, оказавшись один на один с самой собой, до конца понимаю, как мне их недостает! Не раз благодарю Жриц за уделяемые мне драгоценные мгновения их расписанного по минутам времени. 

Разбор мимолетной житейской ситуации иногда длится по несколько дней, обозначая все новые подводные камни в ее русле.

Вот еще один урок, взрывающий все вековые устои и правила гостеприимства. Речь заходит о разносолах на столе, хотя по меркам рядового «мясоеда» он бы показался почти скудным. Нам вспоминают эпизод, когда приехавшая на Ольхон мама Людмилы (Аиии), в отсутствие Рикла, вывела из строя всю Лабораторию вкусной и обильной своей стряпней.

— Никаких излишеств! Ведь это сколько энергии надо, чтоб всю эту обильную пищу потом переварить. А мы должны быть абсолютно проводимы для энергий Космоса! — просвещают нас с Анааидой девочки.

И еще, как говорит Учитель, через полное тело энергия течет с искажением и трансформацией, иногда с точностью «до наоборот» путаются Я, сознание с осознанием.

— И нужно обладать необыкновенной чистотой мысли, чтобы противостоять, но это большая редкость, — говорит Учитель. — Хотя любое тело можно привлечь в союзники и Творить в Едином порыве Его Сознания и Осознания. — Это тоже слова Учителя.

Урок о питании — один из самых сложных. Продукты низкочастотного спектра, забивающие устьица энергетических каналов (крахмал, сахар, масло, томаты, баклажаны), постепенно должны вытесняться более проводимыми. Наблюдаю, как самоотверженно выполняет его Людмила, находясь в терпении по три дня в неделю, а то и больше. Случилось падение, теперь, чтобы восстать, нужно набрать энергию, — другого пути нет.

- 16 -

Как сейчас передо мною стройные, высокие и очень похожие друг на друга светящимися изнутри лицами: Таиия и Аиия с тяжеленными сумками мчатся через весь город: где-то пустотой взорвалось чье-то Осознание — Огонь спешит навстречу. В сумках у них — сокровище, о котором в этих переполненных вагонах метро и душных автобусах никто и не подозревает, — Книги Огня идут к человеку. А вдруг встрепенется из подневольного клеточного существа, увидит в Книгах себя, энергию Космоса. Книги еще и от болезней восстать помогут. Не зря в Швейцарии, Франции, Германии, Италии их покупают люди, ни слова не понимающие по-русски, просто видящие энергию, и горит Огонь в этих домах как Маяк.

— Иногда едешь за тридевять земель, в какую-нибудь сибирскую глухомань из-за одного единственного Осознания, готового принять Огонь, — вспоминает Таиия фрагмент своего многолетнего опыта работы в социуме. — Зов всегда слышен в пространстве. И да воздастся стучащему! Рикла не прощает, если не услышали Зов страждущего в пустыне.

Мы с Анааидой семеним за ними вслед. Назначена новая встреча, и от Аиинов ничего не требуется, кроме как принести свою пустоту, а в ней Огонь Единого Космоса — людям.

Ни один Круг не похож на другой. Огонь приходит по запросу собравшихся, расслаивается, работает с каждым индивидуально, на его частоте, его уровне, ровно настолько, насколько человек на данный момент пуст. Взаимодействием этим высокая вибрация в Круге усиливается, то Огнем, то Плазмой насыщая пространство. Видящие энергию скажут потом про Жриц, огненно преобра­жавшихся во время встреч в Свете Отца:

— На них больно было смотреть, настолько они излучали энергию, сверкали!

Но это уже спустя какое-то время... Сначала была тишина.

Перед нами, как правило, инертная масса людей, назвавших себя группой, ищущей освобождения. В комнате затхлый воздух и «зеленый мох» по углам. Да, они много читают: и Рерихов, и Порфирия Иванова, и Элизабет Клер Профет. Да, собираются раз в неделю для групповых медитаций, но вот как-то незаметно зашли в тупик. Вопросы задает групплидер, остальные единодушны с ним. Лишь уточняют, что тот имел в виду. Уже по факту этой всеобщей преданности можно судить, в чей огород тянутся серебристые нити всех осознаний в этой квартире.

— Дайте нам методы, техники! — все настойчивей вопрошает избранник от всех пришедших, даже забыв представиться и поздороваться, окружен с двух сторон приближенными мужчинами-сателлитами.

Как донести до него, «работающего с каузальным планом», что практик не существует и метод — это ты сам!? Некуда упасть Слову Огня в этом гипертрофированном эго, энергия проходит через него, как вода в песок, не касаясь осознания. Таиия начинает мягко:

— Я вижу перевес слова «дай» в вашей группе над словом «на», вы питаетесь сливками, снятыми со многих прекрасных учений, сами и руку к этим чистым энергиям не приложив! Порфирий Иванов — прекрасно! Но почему же вы не обливаетесь, не проводите Его техник терпения? Начните с малого, с себя самого. Только труд в каждом дне, в обыденных делах ваших, а уж потом — высокие материи!

Таиия передает свой десятилетний опыт групп в энергиях Порфирия Иванова, про избавление от разрушительного зерна Тибетца на грани ухода... Больно — да, но и по-другому невозможно!

Ответа не слышат, ситуация со стороны пригласивших Аиинов норовит перерасти в эмоциональный обмен мнениями по нашему поводу. Таиия просит минутную паузу.

И тогда свершается чудо (конечно же, чуда нет, есть та или иная степень Знания): в случившуюся тишину врывается голос Рикла! Да-да, проливается через тело Таиии, пригвождая меня к полу, на котором мы все сидим:

— Огонь не насильник! И если Он не востребован, Он уходит!

Тогда я еще не знала, что Учитель послал несколько своих тонких тел в носитель Таиии и своим голосом зажег Огонь понимания. Я была в шоке, а что происходило с ними!

Алексей из Малино, видящий энергию, расскажет потом, что в этот момент в круге возникло лицо Учителя.

Всего-то и надо было — капельку пустоты... Огонь заронил в людях искру! При свете ее стало ясно, что эго их руководителя — не истина в первой инстанции. В созданной огненной среде обитания рушились многоэтажные мозговые нагромождения, падали заборы многолетних умствований, человек оттаивал. Лидер как-то сразу, пятясь боком, покинул Круг. Вот одна женщина недоуменно спросила, почему после групп болеет она и ее девочка, вот вторая вскользь заметила про сложившуюся в группе иерархию видящих и «невидящих» как существ второго сорта.

— Проблема в вашем групплидере, чье осознание на семьдесят процентов заменено инородной сущностью, — вскрывает как нарыв ситуацию Людмила.

Люди снова скукоживаются: захлопываются засверкавшие было в глазах кусочки неба, скрещиваются руки. Слишком уж не ожидали они такого услышать!

Таиия проговаривает тонкий план группы:

— Это клетки с железными прутьями, куда вы сами себя упрятали, цепочки от них тянутся к руководителю, но во власти каждого из вас эту клетку покинуть!

Были другие группы с подобными диагнозами: птицы с опущенными на бок головами, поникшими клювами, птицы, разучившиеся летать. Жрицам вспомнилась империя Данова, еще год назад паутиной эзотерических групп опутывавшая весь город. Где она? Сейчас от нее нет и следа — то Огня Рикла работа!... Сам Данов, будто случайно, оказался в переходе метро сразу после одной из встреч, не дошел самую малость до Аиинского Круга. Засветился в его глазах миг счастья и неподдельной радости от этой встречи, блеснул и погас в тисках сразу встрепенувшегося эго. Но Книга Огня, переизданный первый том, пошла с ним, а значит, свидание его с Рикла снова начинается!

- 17 -

Люди из разбуженных групп, а порою и сами руководители снова и снова шли на встречи с Аиинами. Информация о Кругах передавалась из уст в уста. К Анааиде часто звонили вроде бы случайные, много лет молчавшие, ничего о Рикла не слышавшие люди. Огонь притягивал многих! Приходили уже как на праздник — в белом, с цветами.

Вот большая встреча в медицинской академии. Таиия стоит за кафедрой в огромной, амфитеатром, аудитории. Людей собрались сотни. Опять проносятся перед глазами августовские дни нашей алтайской экспедиции. Как мало, оказывается, я тогда видела за всем происходящим, вроде и не была с Аиинами вовсе. А всего-то — поменялись акценты! Проступает тайное свойство того места, где произошла наша встреча. Долина Ярлу: вибрация названия полностью изменилась тогда сотворенным Аиинами Лотосом. Теперь это Слово уже звучит во вселенском масштабе: «Я Рикла Луч» — способно вывести из строя все средства телефонной коммуникации крупного города, озвученное по недоразумению в трубку Таиией.

Говорят, во время ее рассказа на лекционной доске проступал лик Владыки Белого Луча Эль Мории. Люди! Какие энергии к вам пришли на Землю!

Наблюдаю за слушателями: пропали скрещенные на груди руки, разгладились недоверчивые морщины, приоткрылись скривленные раньше в скептической ухмылке рты, засверкали глаза. Люди внимали Слову, суть которого была Огонь. Открываясь этому Огню навстречу, может быть, впервые ощущая себя Пустотой, в которой, как в проруби, барахталось, распахивалось навстречу Свету так яростно попираемое их умом осознание. Иногда полыньи снова затягивало ледком самости, тогда у человека прорезались вопросы. Я ловила себя на мысли, что половину из них еще год назад задала бы Аиинам непременно!

— Раз мир наш дискретен и есть в нем черное и белое, значит, это кому-то нужно, предусмотрено планом эволюции?

— Это нужно вашему уму, чтобы загнать осознание в очередные рамки блуда вашего. Будет тесно в них — пошире сделает, понятия более емкие подберет, но только чтобы до Зерна своего вечного не добрался, человека сохранит! Чело-век. Если задуматься, конечность в названии этом проступает, стало быть, и смертность чела (головы) тоже. Следующий этап — век ученичества (чела — еще и ученик на Востоке). Нужно научиться быть просто энергией, проистекающей в форме человека (потому и сказано в Книгах Огня: «Человек — единственное, куда вход человеку запрещен»). И если научишься этому и многому другому — приблизишься к Аиинам!

Спрашивают про Небесную Иерархию и отношения между собой Высоких, достигших освобождения Духов. Опять читается в этом чье-то мозговое творчество. Любое Осознание, вне зависимости от табели о рангах, суть вибрация. Коснуться она тебя может лишь при достаточном собственном утончении, тогда и поймешь, пережив. Выставлять об этом бастионы слов — все то же эго свое подкармливать. Действовать нужно, для начала осознавать себя в каждом миге проживаемой тобой обычной земной жизни. Самая тонкая, сокровенная вибрация (она же и самая мощная) не есть ли пушинка? Падая на руку, остается незамеченной, попадая в глаз — причиняет боль!

Я поражалась обширностью и вместе с тем максимальной точностью ответов на сыпавшиеся как из рога изобилия вопросы. От Жриц требовалось глубочайше вникнуть в ту степень Духовной культуры, в которой пребывал спрашивающий. Иначе, как бутон цветка, насильственно выставленный на яркое солнце, чахнет вместо цветения осознание, введенное в более высокий план ранее, чем силы всего его организма притянут высокую вибрацию, может опалиться и засохнуть.

Люди интересовались абсолютно всем. Встречались поразительные человеческие феномены, трактующие слова Аиинов в «вольном стиле», как им удобно было услышать.

— Как же вы, бедные, без дома? — интерпретирует услышанное «в свою пользу» дородная женщина.

Да нет же, есть у Аиинов и семьи, и дети, и крыша над головой, та, что по прописке. Речь шла о несказанно большем, о «вечном сейчас», тогда действительно случается: «Где мы — там и наш дом!» или «наш Дом — Земля!» Гораздо сложнее жить в социуме и не касаться его. «Чувство собственности измеряется не вещами, но мыслями о них», — гласит древняя мудрость.

Попадались совсем уж отчаянные экземпляры с ментальным одержанием. Такой «абсолют», плотно забаррикадировав все свои шлюзы, перед тем как задать вопрос, ответов слышать не хотел, осознано или бессознательно пытаясь оттянуть весь Поток энергии в Круге на себя. Огонь касался и этого конгломерата самости, находя дорогу к нему в микроскопических трещинках пустоты, так что «Наша Радость» замолкала умиротворенная:

— Спасибо, вы мне ответили!

Самые дотошные слушатели соображали примерно так:

— Ну, Жрицы, что с них взять, у них уже давно «крыша поехала», а мы вот «новенькую» послушаем!

Тогда доставалось и мне:

— Как же все-таки произошла твоя встреча с Учителем? Чем-то ведь Он тебя поразил?

В ответ пролилась притча из «Криптограмм Востока», обозначая единственные врата и их возможного ученичества. К Познавшему пришел ищущий со словами: «После чуда уверую!» Учитель, печально улыбнувшись, показал ему великое чудо. «Теперь я согласен идти за Тобой все ступени Учения», — склонился в поклоне ученик. Но Учитель показал ему на дверь: «Теперь ты мне больше не нужен!» И еще вспомнились строчки из третьего тома Книги Огня: «Я не Учитель... я просто виден для Света!»

— С тех пор так с ними и ездишь? — сочувственно кивают мне, не вслушиваясь в смысл ответа. И эта, мол, «тронулась»... Конечно, можно объяснить, что я — в отпуске, что почла бы за великое счастье остаться навсегда в этой, ставшей родной мне среде, где все земные тяготы становятся невесомы. Но лучше и сильнее будет просто воскликнуть вслед за Учителем:

— Люди, уберите ваши мозги!

Гуляя на следующий день в ботаническом саду, поняла, что ковер тянувшихся навстречу солнышку цветов, напоминает мне вчерашние озаренные светом лица на Круге. Да, люди расцветали тогда на глазах, и красивее зрелища я не припомню за всю свою жизнь! Но, кроме цветов, были в том саду собаки, стерегущие эти цветы (печальный удел больной цивилизации). С ними аналогия с нашим Кругом просматривалась окончательно. Задеты интересы и репутация многих лжедуховных течений. Лидеры их не преминут спустить на Аиинов своих цепных псов.

По принципу «Хоть как-то, но досадить» началось с малого: три раза подряд захлопнулся турникет метро, когда нужно было забрать Книги с поезда — как раз подоспела новая партия в поддержку так быстро расходившимся по рукам Огненным Аиинским Писаниям.

- 18 -

После очередного Круга к Аиинам подходит деловая женщина:

— Мы издаем справочник-путеводитель современных духовных течений, не хотите ли дать в него информацию о своем направлении?

Учитель назовет это издание «препроводителем к одержанию».

Им давно и методично отсекаются многочисленные предложения о публикациях, съемках и передачах на TV:

— Безымянный труженик Света, вот кто такой Аиин. Никакой известности в энергиях быть не может! Этот труд еще не описан в философии и психологии современного человека. Но уже идут по Земле Его Творцы.

По поводу же «путепроводителя» припомнится сон домоуправа Никанора Босого из бессмертного булгаковского романа «Мастер и Маргарита»:

— Сдавайте валюту! — призывно доносится из веков клич собравшимся в пыльном, душном зале. Даже актер — ведущий не понимает, что привлекло их в пыльное, затхлое помещение, когда все люди гуляют на улице, вдыхая аромат весенних садов. Проступает в этом литературном отрывке вечный человеческий надрыв:

— Сдавайте энергию! Она так нужна вашим групплидерам, вашим наставникам от псевдооккультизма. Конечно, им лучше знать, что тебе нужно, человек, поэтому и сидишь ты в этих темных апартаментах, тужишься из последних сил: авось похвалят за сделанный вклад — загубленное осознание нарекут «Божеством», а то и «Сверх-Божеством». Ей-Богу, лучше в кружок хорового пения записаться: вибрация тоньше, если между разновидностями описанного Булгаковым массового безумия выбирать!

Ни встречи не обходится, чтобы кто-нибудь не поинтересо­вался отношением Аиинов к той или иной эзотерической школе. Как правило, вопрошающие — будущие кандидаты на целительство.

Вот журналистка независимого телеканала, увешанная, как новогодняя елка эмоциональными составляющими всевозможных оккультных групп, ею интервьюированных, приступом штурмует Аиинские космические рубежи.

— Вы говорите ваш Учитель — «единственный», — задает она унифицированный на все случаи своей TV-жизни вопрос.

— Вы услышали то, что хотели услышать, — спокойно объясняет Людмила, — было произнесено слово «Единый» и оно гораздо полнее созвучит обилию чистых вибраций Земли и Космоса!

Интересуется телеледи движением Матери Терезы:

— Есть ли смысл в этой самозабвенной Любви?

— Да! В этой Любви заложена Истина, — расцветает в своих словах, идущих из самого центра, Людмила. (Мне кажется даже, что вернулась та, прошлая Аиия, которую я уже не застала...)

Беспощадно к себе делится она с людьми тем внутренним опытом, который проходила уже в падении. Сначала были церкви, монастыри, метания по ним в поисках Мест Силы. Спасение оказалось ближе: клиника-интернат для детей-инвалидов. Она пошла туда работать!

— Когда я увидела Сестер Милосердия, монахинь, изо дня в день целующих слюнявые рты прикованных к постели полуосмысленных созданий, все во мне перевернулось! В этих детях была их личная жизнь! И это было их Служение Свету! — рассказывает Людмила.

— Тогда только дошел до меня смысл сокровенных слов Владыки Красного Луча, посланных когда-то Аиие телеграммой Космоса: «Ты — Невеста Моя!» Какой личной жизни мне еще нужно?!

Все сидят потрясенные этой исповедью пробужденного сердца. Оголенным проводом высоковольтного напряжения льется энергия Матери Терезы по залу, очищающим спазмом сжимая наши осознания. Даже журналистка утихает...

Так популярна в Харькове Евдокия Марченко с массовыми посвящениями сотен людей зараз:

— Как вы относитесь к ее «Радастее»? 

— А как отнесется ваше Я к тому, что его собственную, нажитую в воплощениях вибрацию пытаются заменить искусственно созданной разрушительной ритмологией, пришедшей извне? — отвечает Людмила вопросом на вопрос.

Открываю наугад страницу «марченковской» книжки, прислушиваюсь к себе: все органы возмущенно вопят, возомнив о грядущем насилии над собой чужеродного ритма, сочащегося со страниц абракадаброй звуков. Бедны духом жертвы ритмологии, штудирующие методические указания эти денно и нощно!

Результаты действия ритма налицо: по дому носятся черти, муж на грани ухода, хотя не пьет и не курит теперь, но в руках у хозяйки, пожилой уже женщины, — штурвал: Имя и сто первое посвящение! «Но главное — штурвал!» — говорит наш Учитель.

— К... куда вы опять вляпались? Не успели от Данова отмыться... — решительно разговаривает с ней Людмила. — А ведь были рядом с Огнем! И еще запомните: в энергиях не может быть массовости. Учитель каждого Аиина знает в лицо, ведет индивидуально.

Вопрос о целительстве — один из самых злободневных: сейчас только ленивый не «лечит», экстрасенсов развелось море. Люди интересуются, каким способом изгоняют болезнь Аиины.

— Я приношу на сеанс свою Пустоту, — начинает Таиия, — через нее приходит из Космоса именно та вибрация, которая затребована вашим осознанием. Аура, насыщаясь энергией, сама начинает очищаться от негатива. Иногда за один сеанс болезнь не успевает проявить себя, необходимо пропутешествовать по воплощениям, в глубину веков, к истоку недуга. Лечение происходит при полном проговоре ситуации. Пациент, по существу, сам себя исцеляет, Огонь лишь помогает ему в этом.

— Даже тень моей заинтересованности в результате лечения — признак полного неуспеха целительства, — подводит Таиия итог всему сказанному.

Что тут говорить, результаты были на лицах исцеленных. Так что одна женщина, сама групплидер и экстрасенс (теперь с прилагательным «бывший» к тому и другому), заметила:

— Аиины сегодня единственные настоящие доктора на всей Земле, кого я встретила на своем пути.

Особенно обидно за людей, которые сами подставляют свое осознание для внедрения чужеродной энергии. Типичный случай: женщина, посвящение в шестую ступень У-Вэй, (Учитель прозвал эту школу «У-Вы-эй») часто падает в обмороки. Уже на первом сеансе целительства рептилии и ящерицы выскакивают из ее энергетических оболочек, освобождая пространство осознания. Потом проступает разрушительное зерно, привнесенное «мастером» в посвящении: энергетическая суть его — женские половые органы в структуре земли. Что же получается? Заражение посвящаемого собой, личной своей вибрацией! И бегут люди к Аиинам освобождаться от подобных «благодетелей» с тибетскими дипломами и посвящениями.

С восьми утра до девяти вечера целых две недели несут наши Жрицы спасение «заблудившимся» харьковчанам.

— Бедные, устали совсем! — сочувствует им Анааида.

И, лучась сокровенным Светом, Аиия вскидывает на нее глубинные глаза свои:

— Разве можно устать дышать? Я в Отце, Огонь Его — это Жизнь моя! О чем ты говоришь?..

- 19 -

Возвращаемся с Анааидой с Круга с гордо реющим букетом тюльпанов. Очень гармонирует он той светящейся матовости, что вдруг окутала город. Группа санньясы встречала сегодня Аиинов крайне оригинально, «по-домашнему»: попивая чаек, выглядывая с седьмого этажа. В это время мы колесили по городу, отыскивая размножившийся в разных его частях Дом архитектора, а после долго стояли у входных дверей, которые с седьмого этажа оказались не видны ученикам Мастера Ошо. Но Запрос был, значит, Огню было явлено дойти. На встрече глаза слипались сами собой, так что все внимание уходило на то, чтобы не уронить голову на грудь, не заснуть по-настоящему. Людмила объяснила мое состояние как реакцию на прорвавшийся в Круг Поток Плазмы, нового качества Огня Учителя.  

Сильные вибрации сопутствовали нам тогда целый день. Еще днем, в медитации, меня аж подбросило от белого млечного сияния, прорезавшегося изнутри. Яркие, прозрачные, неземные цвета его тогда сопровождали.

Теперь сумерки. Раздается звонок. Не диво вроде: телефон с приездом Аиинов у Анааиды в доме не замолкает, но этот какой-то особенно громкий, пронизывающий. Как сквозь белую пелену до меня доносятся ее слова:

— Учитель приехал, одевайся, идем встречать!

Несемся с седьмого этажа сломя голову, а потом стоим как вкопанные на краю паребрика, не в силах сделать последнего шага навстречу. Позже, в Его объятии, традиционном Аиинском приветствии, задыхаюсь внутренним ликованием:

— Отец, это не сон?! Ты не исчезнешь?

Опять все эмоции, так тщательно мной выпалываемые, повырастали вмиг непроходимыми зарослями между нами. Чтобы их унять, отправляюсь готовить ужин при свечах (просто да не просто свет в Харькове часто отключают).

Оказывается, Учитель наблюдал за нами, уже часа три находясь в городе. Гулял по дворам, занавешенным густыми цветущими абрикосами, впервые за много месяцев оказавшись на улице. Мы же из бункеров собственной самости, проходя в двух шагах от Рикла, не увидели и не расслышали родную вибрацию, проскочили мимо лучиков Его искрящихся Светом глаз.

— Я и не маскировался, — усмехается Он заскорузлости наших зерен, Ему не привыкать оставаться невидимым и неслышимым...

Огонь Рикла разглядел в это время другой человек, возвращавшийся с той же встречи, что и мы — Риджул. Встретившись позже с Аиией, вопьется он взглядом в алтайский снимок, где Учитель медитирует на камне, и воскликнет:

— Я видел этого Человека! Он шел по проспекту Гагарина!

Из сотен, тысяч людей, мелькавших в окнах его машины, выделит Риджул единственного, ничем не приметного с виду Деда с белой окладистой бородой. Припарковавшись, выскочит тогда из машины, будет искать по всей округе, но того уже и след простынет.

Учитель меряет шагами комнату из конца в конец, неведомым этим ритмом пребывая сразу во многих пространствах и временах.

— Недостающие километры наматываю! — смеется, направляя ход нашей беседы поближе к делам походным.

Социум так и рвется из меня наружу. Сообщаю про две недели отработки, положенной на «светское» увольнение с работы и необходимые мне, чтобы влиться в Светлое Аиинское Воинство.

— Хорошо, девочка, думаю, лет десять тебе еще придется отработать «по старинке», на предприятии, а то как же со стажем для пенсии? — разворачивает Он перспективу моей будущей «благополучной» жизни. И тут до меня доходит, что я наделала: десять лет — это целая вечность обречения! Как же можно столько ждать?

— Нет, Учитель, не стану я медлить ни минуты, как только Огонь позовет с собою в Путь! И порыв мой будет столь же безусловен, как суть Твоя, сокровенным Дыханием которой живу с момента нашей первой встречи! А может быть, раньше?!

И опять Рикла озорно улыбается:

— Прочитай для начала «Две жизни» Конкордии Антаровой, осознай свое сходство с одним из ее героев, а потом уже дальше поговорим.

Очень нравится мне сидеть с Учителем за столом во время трапезы. Долго изучает Он струение энергий вокруг голов и сердец наших, будто приглаживая непокорные вихры. Потом, всегда неожиданно, роняет: «Приятного аппетита!» Слово Его чудесным ароматом разливается по кухне. Сказано оно с такой теплотой и мягкостью, что ты, кажется, насыщаешься одним звучанием Его голоса. Принужденная все-таки взяться за ложку, медленно смакуя и благословляя каждый кусочек, проглатываешь с Аиинской Любовью приготовленное кушанье.

Салатов Учитель не приемлет, предпочитает овощи и фрукты в целом виде, в крайнем случае — дольками. Так энергия в них в целостности пребывает, а с ножом — «энергетические трупики» получаются.

Еще Он всегда с доскональной четкостью знает, сколько кусочков хлеба и чего бы то ни было ты съел. Сам про это не всегда отдаешь себе отчет, хотя надо бы.

— Энергии Внимания ты должна научиться прежде всего прочего, — читает Он мои мысли.

Еще на Ольхоне Ками-Доминэй поделился своим опытом:

— Если Учитель увидит в тебе какое-нибудь неодолимое влечение, — последнюю рубашку продаст, но доведет эту страсть до крайности, головокружительного маразма.

Вспоминаю урок Ками, когда Рикла методично пытается накормить меня конфетами. Видно, рассмотрев тонкий план, увидел мою к ним тайную слабость. Сейчас, с Ним рядом, у меня и мысли о сладком не возникает. Он сокрушается как бы обречено, со светлячками в глазах.

— Посмотрим, что будет, когда я уеду.

К меду, так уважаемому Аиинами, я, наоборот, не привыкла. Когда Учитель интересуется, почему бы мне его не попробовать, в сотах, мещерского, отвечаю:

— Не соответствую я меду, целую неделю, вон, бездельничаю, жизни радуюсь, а девочки «вкалывают», пусть они и лакомятся!

На что Он очень резко замечает:

— Вибрации стеснительности, убогости и гордыни есть суть возвеличивания. Прочувствуй и запомни это раз и навсегда.

Теперь меня уже не надо упрашивать.

Ежедневная мокрая уборка квартиры, — мой удел и практически единственное в Харькове задание, которым я очень дорожу. Мою спальную комнату мужа Анааиды, воспользовавшись его отсутствием, — решила расширить границы своих трудов. Спокойный голос Рикла доноситься сзади:

— Чтоб это было в последний раз! Спальная комната хозяина любой квартиры священна! Её должен убирать он сам или супруга. Вот если кто-то наймет тебя, тогда в качестве домработницы, можешь чистить за другого его ночные похождения, все остальное — унизительно и неверно!

В общем, как говаривал Раджниш в бытность мою на Ольхоне:

— Как же я без Рикла соскучился! Давно, наверное, Он меня не ругал!

Тюльпаны в день приезда Учителя внесенные в дом, кажется, целую вечность назад, так и простоят пять дней в изголовье Его спального мешка свежесрезанными бутонами (не подверженные тлению ни единой клеточкой своей), даруя всем обитателем тогдашней нашей Лаборатории волшебство Вечного Цветения. После нашего отъезда еще неделю цветы будут стоять в первозданно расцветшем состоянии на удивление хозяев гостеприимной квартиры.

- 20 -

Центр содрогается, колотится в восхищении перед мощью льющегося Слова: «Опять хотите вы распять, глупцы, Ведь Мир не повернется вспять!..» — прокатывается по залу голос Таиии. Начинается новая встреча, новое свидание человека с Огнем.

— Не слышно, можно громче, — доносится с задних рядов через некоторое время. Народу опять собралось много, а в соседнем помещении «лязг и скрежет зубовный» — бодибилдинг прорывается в Круг.

— Ваше право пересесть ближе, — вступает Людмила. Люди смыкаются теснее.

— А теперь послушайте себя, увидьте из центра своего Осознания тот суетный мир, вытолкните его, обретите Тишину...

Через минуту все затихают, напомнив мне полный штиль моря, успокоившегося, наконец, в вечном волнении своем.

— Вот видите, как просто у вас все получилось!

«Отдавая Слово Миру, не в эмоциях и наблюдениях ищи ему вдохновения, но в той Силе Света, что видишь и слышишь. Ее находи в людях. Ее вливай в изображаемые образы. Ею едини людей», — скажет об этой проведенной энергии Антарова.

А после — снова у кого-то грохочут мозги, а кто-то, раскрывшись Огню Аиинского Слова, становится вечным Проводником Его Огненных энергий.

У Павла за плечами несколько месяцев Лаборатории на Ольхоне — это он первого февраля 1999 года сбежал с Ольхона, не выдержав тягот испытаний. Подхожу к нему после встречи познакомиться:

— Знаешь, Паша, Алтай — это не так сурово, как рассказывает Таиия!

Паша понимающе вторит мне в такт:

— Ольхон тоже был не такой страшный, каким видится за словами Аиии!

Незаданный вопрос повисает между нами: «Так что ж ты тогда сбежал?» Я догадываюсь и так, что не каждому, далеко не каждому по силам оказывается этот Путь в Вертикали. Знаю еще и то, что к Огню прийти никогда не поздно. Всего себя Ему принести, а не эгушко свое потешить! С этим-то Пашу и «заклинило». Распустил по свету закрытую на то время энергию о летней экспедиции, своем предполагаемом в ней участии, как говорит Таиия, «грудь распушил», и к Учителю:

— Когда Ты меня в Род посвятишь?

Видно, Посвящение Анааиды мозгам его дорогу перешло: как это его, много лет к Аиинству идущего, и кто-то вдруг опередил.

У Учителя для каждого из нас — свой метод. Засылает Павла на задание. В Харьков, параллельно с Аиинами, приехал Алтайский ашрам при всей своей «боевой раскраске» и черномагических заморочках.

Прямо перед встречей с новосибирцами Паша стоял на входе и раздавал статью Оксаны Калининой «Репортаж из логова зверя» (см. 5 том Книги Огня), вскрывающую суть этой зловонной секты изнутри, глазами бывшей Жрицы первого Круга. После же сбежал, не входя в зал, испугался двух девиц ашрама, их черной боевой раскраски.

— Костя Руднев, указанный в статье, — это совсем не наш лидер Шри-Джана-Аватар-Муни, но в любом случае, он достиг таких высот, что может есть все что угодно, даже вареную колбасу с рожками, — проповедают со сцены надзирательницы из Новосибирска.

— Если бы мы сейчас отведали жареную колбасу с вермишелью, — комментировала потом этот эпизод Людмила на одной из встреч, — то к утру были бы полностью недееспособными, разбалан­сированными.

— Даже если предположить, что все это сгорает в чьем-то «святом» нутре, то куда же девается зола? Законы физики еще никто не отменял!

Работает Учитель еще с одним предполагаемым участником алтайской походной Лаборатории — Алексеем. Впервые за два года переписки и звонков увидел он Рикла в Центре три дня назад. На своей машине привез Его в Харьков, где без Учителя ситуация грозила стать неуправляемой.

Давно уже сделал он заявку на участие в экспедиции, да по дороге, убоявшись походных трудностей (хотя Алексей — человек не робкого десятка, с разными восточными единоборствами дружен), отказался.

— Это ты мне в рюкзак одну вещь подложила? — интересуется он как-то по пути на очередную встречу. За несколько дней, проведенных с Учителем, произошли с ним поразительные перемены: насупленный взгляд пропал, лицо разгладилось, глаза чистыми и прозрачными стали.

Перед самым прощанием уже признается он, что это был за подарок — новенький компас, конечно же, от Учителя. Да я и до этого уже знала наверняка: на Алтае Алексей будет вместе с Аиинами! И ошиблась, взявшись решать за Учителя судьбу человека, так еще далекого от суровых требований Отца.

У Алексея проблемы с финансами: взятые в долг крупные суммы денег люди не торопятся ему возвращать. Учитель отдает ему причитающуюся за бензин от поездки сумму:

— Мы должны уехать «чисто», твои же деньги пока этому не соответствуют, раз «залипают» в чужих руках. Как приедешь, пойди к своему знакомому, скажи ему в последний раз, чтобы долг вернул незамедлительно, но так скажи, чтобы он тебя услышал (никаких телефонов)! Потребуешь по телефону — получишь по телевизору! — так напутствовал его Рикла. — Не отдаст после этого — забудь о долларах, будто их и не было.

Вообще, Учитель от каждого Аиина требует особого внимания к этой, материальной стороне жизни. С точностью до копейки, может, например, спросить сколько у тебя в кошельке денег, не дай Бог увидит свернутую, неаккуратно смятую купюру. Отношение к деньгам есть взаимодействие человека с энергией.

Получив свой урок, Алексей спрашивает Учителя:

— Скажи, Рикла, что такое бескорыстие?

Учитель на вопросы не отвечает, передал его мне для фонетического разбора.

В тогдашнем ответе Алексею звучала энергия, что бес-коры-стие невозможно. Ведь кора — это то, что отделяет тебя от среды обитания, но и сохраняет при этом в формах Земли. Любой бескорыстный дар в нашем мире неизбежно оборачивается потом троянским конем, засланным на чужую территорию, с которой летит и летит дарителю вечная энергетическая пыльца благодарности.

Опять же, по закону единства и борьбы противоположностей, любое понятие, построенное с использованием своего противоположения («корысть» в нашем случае), уже несет в себе его разрушительную вибрацию, лучше им вообще не пользоваться.

Теперь я знаю, что это не так (при световых скоростях традиционные законы физики тоже перестают работать, нужны новые). Есть оно, Бескорыстие истинное! И оно — это суть нашего Учителя!

Амедэйя заметила однажды:

— Не могу понять, зачем Рикла со всеми нами возится? Все Небесное Творчество, Земле отпущенное, и не только, Он мог бы вести Сам!

Дилиитий, уже в другой ситуации, добавил:

— Что Ему твои пять копеек по сравнению с 77 Галактиками энергии Огня-Плазмы Космоса, которым на тот момент соответствовал Рикла!

Я знаю еще и то, что когда нечему будет гореть в человеке, никакая кора не помешает и тебе проистекать в пространстве Вечности, сливаясь с Огнем Единого Космоса, Его Огнем!

- 21 -

Город как весенний муравейник бурлил разбуженными людскими осознаниями, кипел вступившими уже в третью фазу цветения распускающимися садами, вздымался кучевыми облаками на горизонте. Стая черных галок, выписывая ровный круг в бездонно голубых небесах, тучей сажи реяла на горизонте временным эпизодом всеобщего преображения.

— Состояние ауры Харькова соответствует состоянию его дорог, — заметил однажды Учитель.

Афоризм этот как нельзя лучше обозначил харьковскую разномастную эзотерическую действительность. Но Огонь пришел не обличать, а действовать, и потрудился, надо сказать, на славу. Увесистые капли, а зачастую и градины невесть откуда налетевшего ливня, дружно шлепали по рытвинам и выбоинам мостовых, головам зазевавшихся прохожих, проверяя тех и других на прочность. Просматривалась потешная аналогия градин этих с приемом из дзен-буддизма, где, чтобы тебя осенило, Мастер порой прикладывал свой посох к твоей эгоической организации.

А потом снова ласково пригревало солнышко. Будто вторя ему, люди окапывали деревья, белили стволы, прибирали клумбы у общественных подъездов. Сколько Любви и Красоты проливалось к Земле этими вдохновенными трудами! Сколько сил и энергии черпал человек в творчестве своем земном!

Повсеместный переход в новое, более тонкое качество осенял вечной надеждой. Дело оставалось за малым — освобождающийся во время кипения пар, чтобы не быть орудием разрушения, нуждался в открытом сосуде и Огненном Горниле, но это уже из четвертой беседы первого тома Книги «Огня Космоса Единого».

Как-то, проходя мимо грандиозной харьковской оперы, заметила афишу нового представления: Балет «Петрушка», композитор И. Стравинский.

Беззащитное утлое тельце, склоненная набок голова — да ведь это тонкий план меня! Толпа мучает это нелепое существо то признанием, то полным забвением. Он все снова и снова вскидывает голову, чтобы увидеть через колючую проволоку чужих взглядов то истинное, пригрезившееся когда-то, что его к себе поманило. Прилив сменяется отливом, на смену чувству приходит тупая сила, одно ли, другое, круг замкнут, выхода нет, когда вот так, в отраженном свете ловишь все время его отражение.

Да нет, есть же! Прямо во втором акте. Декорации к нему писал когда-то Н.К. Рерих. Это «Весна Священная». Завораживающее действие звука и жеста: тела танцоров сплетаются с музыкой в стройные потоки, как на рисунках Таиии из Книг Огня. Торжественностью утверждается такое знакомое тебе «вечное сейчас».

— Спасибо, Стравинский! Показал энергию... Посмотрела сказочку-быль о себе. В «Петрушке» меня уже нет, а в «Весне Священной» я обязательно буду! Вместе со многими харьков­чанами, ведь не зря премьера эта случилась в те дни, когда Огонь Единого Космоса шествовал по их городу! Я видела, как умирал созданный моим эгоистическим воображением «ДеД» и рождался где-то в самой глубине моего маленького человеческого Сердца УЧИТЕЛЬ. МОЙ УЧИТЕЛЬ РИКЛА.

- 22 -

Месяц странствий моих подходил к концу. Ничто уже не могло вернуться на «круги своя», обернуться осликом с завязанными глазами, влачащим повозку по замкнутому кругу.

Теперь во всем проявленном мире для меня было растворено Дыхание Учителя, все Огнем его произрастало: от небес до травинки малой. В груди освобождалось, ширилось пространство вслед всему живущему, рождаясь в своем новом качестве цветения. Центр, разбуженный кристалл осознания вибрировал в такт этому растительному великолепию, трепетал от цвета и запаха, как будто впервые внюхиваясь в цветок, в листик на ветке, всматриваясь в глубину бездонного неба. Ощущение новизны было так остро, что, не удержавшись, спросила Рикла:

— Уж не посвятил ли Ты меня в Род?

— Нет, девочка. Посвящение, если суждено таковому быть, случиться на том самом месте алтайском, где ты Аиинов год назад встретила. Просто Имя тебе пришло, импульс Космоса. Когда им тебя называю, центр слышит и радостью реагирует.

Да что центр, каждая клеточка моего существа произрастала теперь в Огне Учителя, раскрывалась в осознании своем совсем иным, просветленным качеством бытия, в одном едином выдохе: «Ты есть энергия и един со всем!»

Машина неслась в Центр. Учитель сидел рядом, на заднем сидении, безучастный к внешнему, внутренне держал тысячи нитей энергии в своем внимании, прокладывал коридор нашему движению, разрешал какие-то немыслимые вселенские и общеземные ситуации...

На небе, в самом его зените, посреди ослепительно солнечного дня, благоухала радуга.

Мы въезжали в цивилизацию. И был явлен нам Град небесный, город земной стал лишь слабым отражением его Воздушного Величества. Млечные столбы энергий подпирали небосклон, тянулись от тучи к туче. Казалось, сама Плазма стала вдруг проявленной. Облака переливались, полыхали по контуру пламенеющими огнями. Под запах лопнувших почек город рукоплескал небесному действу редкими струйками слепого, будто парившего в воздухе дождя, подсвеченного солнцем, встречая Учителя. Автомобиль летел по автостраде, совсем уже не касаясь земли, просто пребывая в этой феерии энергий скорости и света.

Да, это была Чистота! Как же еще мог город встречать Того, кто несет Очищение всей нашей Планете?! Не иначе как сдув с себя последнюю пылинку, омыв и принарядив к этому Празднику каждый кустик, каждый темный закуток.

Тот мир, куда я возвращалась, был теперь для меня словно сон, а в этом только все начиналось. Сияющие лица сородичей улыбались невесть откуда снова выскочившему из меня восторженному антаровскому Левушке «лови ворон», глазами их на меня смотрел Космос!

И была весна, Весна Священная...

Воландовский бег нашего авто по омытому дождем Небесному Городу имел продолжение. Ночью я впервые видела Аиинов и Учителя в новом для себя, тонком их качестве. Это было булгаковское настроение той крыши, на которой у Михаила Афанасьевича все заканчивалось. От книжки отличалось все тем, что я стояла вместе с сородичами в белых одеждах, готовая отправиться в тот Звездный Мир, что есть Родина всех Аиинов, чтобы пролиться из него на Землю чистой энергией, распахивая людские сердца, раскрывая цветами их осознания.

Аиина

22.05.2000 г.

* * *

Встреча с Дхиан Коганом

 Во время работы в Космосе неожиданно все замерло. Вибрации Пространства утончились настолько, что участники происходящих событий практически оцепенели.

 Рикла стал на одно колено и опустил голову. Мы не понимали, что происходит.

Огромных размеров Он возник из Ниоткуда в шелковых одеждах темно-синего цвета.

— Здравствуй, Рикла!

— Приветствую Тебя, Учитель!

— Я пришел за тобой, Сын!

Рикла молчал.

— За пять лет ты познал все то, о чем я тебя предупреждал!

Рикла молчал.

— Сын! Ты снова хочешь опередить время.

Рикла молчал, не поднимая головы.

— Ты пришел на Землю раньше на 200 лет!

Рикла молчал, ибо, когда говорит Учитель...

— Человек сможет услышать тебя только через этот промежуток времени.

Рикла молчал.

— В мирах много работы...

Рикла поднял голову. Дхиан увидел его усталое лицо. Ни единой эмоции не читалось в глазах ученика.

— Сын! Ты всегда умел настоять на своем.

Рикла не отводил глаз.

— Хорошо! Я даю тебе еще сто лет!

Глаза Учителя и ученика лучились, в них можно было увидеть Полет Любви, шелест сострадания и муку непонимания. Мы долго еще думали, кому это предназначалось? Рикла, человечеству, Земле? Неведомо нам. Ведомо Им.

Коган, не оглядываясь, покидал место встречи.

Уходя, таял у нас на глазах...